Северин Виноградский - Сны и кошмары фермера Сведенборга

Сведенборг залпом допил сладко-горькую жидкость и произнёс:

– Насекомым, рыбам, животным, – гость икнул, – ну, если следовать твоим рассуждениям.

– Вот именно. У этих существ картина мира нарисована заранее: пчёлам не нужно тратить энергию на знакомство с цветами, муравью не требуется изучать сухую хвою, чтобы притащить её в муравейник. В видениях такая заранее нарисованная картина может изменяться только в следующих поколениях, ты знаешь, как это называется?

– Это иллюзия позднего Ре-Элласа под названием эволюция, – буркнул Сведенборг, – но к чему ты ведёшь?

– К тому, чтобы ты попытался сложить дважды два.

– Складывать картину – привилегия Эгрегора, фермер готовит кирпичи, бережно шлифует, но складывать здание – не нашего ума дело.

– Но разве фермеру не нужен ум для обработки кирпичей?

Поболтав брагу круговым движением чашки, Сведенборг сделал глоток:

– Нужен, – сказал он, удивившись изменившемуся голосу.

Карлос поддержал гостя и опрокинул в горло содержимое своей чашки:

– Так почему ты не хочешь закалить свой инструмент беседой и размышлением? Или есть мысли, которых ты боишься?

– Я был жертвой кровавого бога Науа, видел рои дронов-ликвидаторов Пипл-Мора, и это не мешает мне вкушать радость всходящих посевов – я ничего не боюсь! – какая-то мрачная энергия двигала языком Сведенборга.

– Великолепно, – усмехнулся Карлос, – а сможешь ли ты хоть ненадолго дать снам в Дазайне такой же шанс на существование, как вот этой землянке?

– Легко! Твоё здоровье!

– За тебя.

Собеседники глотнули браги.

– Если мысли Хозяина столь же реальны, как ферма, значит, он сделал нас не такими, как те люди, чьи жизни мы пропускаем через себя. Заметь, чем интеллектуальней животное, тем примитивней его изначальное сознание. Дельфины, слоны и обезьяны знакомят свой молодняк с окружающим миром, только так их реальность обретает смысл. Любой, самый глупый человек из нарративов, беспрестанно бьётся головой во множество закрытых дверей. Но кому дан самый совершенный, отполированный ключ от реальности – настолько универсальный, что его обладателю даже не интересно наличие или отсутствие замков?

– Затрудняюсь ответить.

– Одомашненным животным для пищи – скоту.

– Ты сравниваешь фермеров с феноменом мыслимых эпох. И это бессмысленно – Эгрегор не ест нас.

– Мы не знаем, чем и как питается Хозяин.

– Тогда зачем ему нас, как ты говоришь, одомашнивать?

– Во-о-т! – протянул Карлос, так что слюна капнула на бороду. – Вот что я хочу выяснить!

– Но об этом каждый фермер узнает раньше, чем его находит София, – пьяно рассмеялся Сведенборг.

– Ты веришь в эту чушь про идеальный цикл? Свен, это страшное существо не способно на подобный фокус.

– Так называла меня только она. Откуда ты знаешь это имя?

– Мы с Софией иногда, эм-м, разговариваем на сокровенные темы. По старой памяти. Бедняжка не меняет циклы и знает много всего интересного, не все же общаться с безбородыми субъектами, одержимыми половым инстинктом.

– Но она не фермер, – с сомнением сказал Сведенборг, – София – инструмент воспитания, не более того.

– Эгрегор тоже не человек, но его чувства почему-то столь важны для всех, мы готовы рабски шлифовать их и при этом стыдливо отказывать Софии в обладании личностью. Разве можно это назвать иначе как лицемерием? – Карлос наполнил пиалы. – За тебя!

– Твоё здоровье, – Сведенборг опустошил пиалу и тряхнул бородой. – Знаешь, Карлос, я всегда считал тебя умелым землепашцем, мудрым наставником и другом. Но что-то случилось. Серьёзный фермер вдруг переворачивает всё с ног на голову. И не спорь! – Гость поднялся на ноги и чуть не упал. – Мне нужно на воздух.

У входа в землянку Сведенборга вырвало, но он взял себя в руки, гордо выпрямился и крикнул:

– Карлос!

– Что за шум?

– Ты дал слово выполнить мою просьбу.

– Слова. Эти, казалось бы, эфемерные цепи держат нас тут крепче хоботов Хозяина. Придай речи иной смысл, нарежь её кусками, приправь соусом эмоций, и наш сверхразумный humanum-elephanti 1 1 Здесь: человек-слон (лат). затрубит как укушенный, – последние слова утонули в зевке.

– Карлос, запомни, как сменится Луна, ты пойдёшь в Дазайн и установишь контакт.

– Ладно-ладно, приду, – слова прервались бульканьем выпиваемой браги, – не знаю, что так Иеронимус паникует, не сдохнет эта тварь.

– Ты мой друг и учитель, потому должен спросить: в какой момент в тебе что-то сломалось, когда ты перестал чувствовать красоту прорастающих зёрен, слышать симфонию пчелиного улья и ветра, гуляющего среди деревьев? Как ты утратил величие мыслей Хозяина?

Сведенборг замер в ожидании ответа, но услышал лишь ровный храп Карлоса.

Старик неровно отправился в сторону дома, опираясь на верный гарпун.

Он шёл, почти бежал, спотыкался и падал, пытаясь обогнать собственные, растревоженные запретным напитком мысли. Сведенборгу было больно думать о брате Карлосе, и слезы жалости катились по щекам, заливались в морщины и тут же высушивались ветром, оставляя после себя лишь ком в горле. Ломались ветки, ломались смыслы. Сколько он шёл? Мгновения или вечность? Луна ухмылялась с небосвода равнодушной улыбкой. Вот он дом, родные поля. Ещё чуть-чуть, и всё будет как всегда, всё будет хорошо. Да просто отлично! Но что там впереди? Фермер прищурился – там вдалеке виднелся стройный силуэт девушки. Он направился к ней, но сам не заметил, как призрачная фигура растворилась в ночной темноте. Сведенборг не мог больше думать: добравшись до жилища, он взял мотыгу и принялся возделывать землю, находящуюся под паром. Фермер трудился сколько себя помнил, до тех пор, пока не уснул в борозде, где разбуженный прохладой росы, встретил рассвет.

– Ну и гадость пьют одноцикловые, – прохрипел он вслух, проснувшись.

Фермер отправился в жилище, любуясь охапками тумана, скрывающего лужайки в низине синеватой дымкой. Голова болела так, будто там поселился Миколаич и без устали долбил по наковальне. Напившись чаю, Сведенборг отправился к реке – после возлияний и сна в поле тело требовало воды. Но плавание не приносило удовольствия: то там, то тут чудились взгляды вездесущей Софии. Старик внимательно оглядел округу – никого. «Возьми себя в руки, фермер. Не поддавайся разрушительным настроениям. Ломаные мысли Карлоса заразны как чума Схоластиума, но они рассыплются как гроздь гороха, брошенного о стену, стоит больному брату подключиться к источнику Гармонии, – корил себя Сведенборг, – контакт приведёт нас в чувство, а потом мы выпьем чаю, посмеёмся над гнусными мыслями и навсегда их забудем».

Когда из-за деревьев показалось здание Дазайна, фермер почувствовал, что голова стала болеть чуть меньше. Недалеко от входа можно было рассмотреть сжатую в комок фигуру, кажущуюся крошечной рядом с жилищем Эгрегора. «Карлос не обманул!» – радостно подумал Сведенборг и, ускорив шаг, крикнул издалека: «Пусть сны твои будут добрыми!»