Северин Виноградский - Сны и кошмары фермера Сведенборга

Карлос сидел, обхватив себя руками, и дрожал так, что тряслась борода: «Да-да, а кошмары лёгкими». Круги под глазами несчастного стали совсем тёмными, а кожа приобрела серый оттенок.

– Больно, помоги мне, – стыдливо сказал Карлос, не глядя в глаза.

– Конечно, разве можно так себя мучить? – бережно обхватив тело друга, Сведенборг помог ему подняться. – Эгрегор ждёт тебя, всё хорошо.

Карлос издал короткий полусмех-полукашель, и два старика двинулись ко входу Дазайна, распахнувшемуся им навстречу.

– Сам, – сказал Карлос.

Мягко освободившись от рук Сведенборга, он стянул рубище и медленно двинулся вглубь помещения, стараясь не поскользнуться в разводах слизи и не наступить на тела других фермеров.

Эгрегор мотнул головой, хобот нервно метнулся из стороны в сторону, вены буграми заходили под кожей, сквозь которую проступали четкие пирамидальные формы. Казалось, что Хозяин фермы кипел изнутри.

Карлос остановился и посмотрел товарищу в глаза; даже тогда, когда хищный хоботок, брызгая жидкостью, метнулся сквозь решётку и ужалил его пупок, заставив упасть на колени.

– Всё будет хорошо, – прошептал Сведенборг, стянул с себя рубище и проводил взглядом другой хобот, метнувшийся в его сторону.

Запущен протокол MDC3 566-99-74/51 Загрузка Narrative 861/21—1 – Ре-Эллас.

Холодно и влажно. Барин кутается в плащ, но капли дождя всё равно попадают за шиворот. «Долго ещё?» – вопрос вылетает изо рта облаком пара. Кучер что-то вытаскивает из-за пазухи, глотает, а затем убирает обратно: «Покуда чарка не выветрится». Барин хочет хлестнуть плетью спину нахального ямщика, но не решается прервать гипнотизирующую монотонность меланхоличного путешествия во влажном пространстве. «Так, наверное, чувствуют себя призраки, вечно пронзающие туман, двигаясь из ниоткуда в никуда. И холод испытывают постоянный – ни больше, ни меньше». Очередная капля упала за воротник, прервав размышления о вечности. – «Пой, полтина с меня!» – Кучер оборачивается и хищно склабится, вместо одного глаза у него бельмо: «Как барин прикажет, – он затягивает заунывную песню. – Тёмной ночью вьюга злится дика, бела. Пляшет метель. Жутко. Леденящий сон приснится мне без тепла. Где ж ты, моя самокрутка?» – Пение и цокот копыт по весенней хляби навевают сон. – «Добраться бы до ближайшего приличного борделя, упасть в объятия теплой, пахнущей духами женщины, и забыться, уподобившись плоду в утробе матери». Сквозь шум дождя доносятся крики и лай собак. – «Эй, заткнись!» – говорит барин рябому кучеру. – «Помилуйте! Помогите! Люди! Во имя Господа!» – «Ну-ка, останови», – пассажир спрыгивает с подножки брички. По дороге навстречу ему ползёт мужик: тело его, со следами кнута, покрыто кровью и грязью, и местами разодранная плоть висит лохмотьями – псовая работа. Барин достаёт торчащий за поясом пистоль заморской работы, вглядываясь в дождливое марево. – «Фу!» – слышится властный женский голос. На дороге появляется кавалькада всадников в расписных кафтанах и охотничьих шляпах, а во главе их осанистая барыня. Ослепительно белые ботфорты выше колен. Шапочка с пером. Внимательный взгляд. – «С кем имею честь?» – «Господин, помогите! У меня семья, дети!» – умоляет разодранный человек. – Наездница изящно спрыгивает с коня, быстрой, кошачьей походкой подходит к жертве, нежно, почти по-матерински берёт его голову и с хрустом поворачивает её – человек затихает, дёргаясь в грязи. К телу подбегает огромный двухголовый пес, который тащит на поводке упирающегося мужика. – «Фу, я сказала! Сидеть!» – Пес подчиняется, и обе его головы обнюхивают и осматривают округу. – «Кто вы и что делаете в этих местах?» – Барин задумчиво стучит ногтем по пистолю и вскидывает глаза. – «Радищев, к вашим услугам, Дарья Николаевна». – «Ого, что столь уважаемый чернокнижник делает в этих местах?» – «Я хочу купить у вас землю». – «Решили стать помещиком? Нужна земля с дисциплинированными крестьянами? – криво усмехается Дарья Николаевна, трогая тело ногой, – я ничего не продаю, у меня они, видите ли, все наперечёт». – «Ваши люди меня интересуют не больше чем источник вдохновения для мемуаров. Я хочу купить зверинец». – Барыня хохочет, а потом издаёт прерывистый, лающий крик и вытягивает согнутую в локте руку. Раздаётся хлопанье крыльев, и на предплечье опускается двуглавый орёл. – «Видишь эту красоту? Когда я подарю его императрице, мои преференции расширятся, и я наконец-то смогу устроить настоящую пыточную, где крестьяне будут страдать только за то, что они способны на это. Это так унизительно, искать причину для наказания». – «Дарья Николаевна, я всегда ценил ваш тонкий эстетический вкус. Но вы должны понять, почему мне нужна эта земля. Дело в том, что под зверинцем находятся залежи Урана – металла, обладающего неведомой пока энергией, настолько огромной, что она способна уничтожить весь мир. Именно эта сила является причиной появления необычных тварей и сводит вас с ума». – «Радищев, вы только что назвали меня сумасшедшей». – Спутники барыни спешились и замерли в ожидании приказа. – «Гаврила!» – весело кричит Радищев. – Рябой кучер спрыгивает с козлов, в руках у него по пистолю. – «Кого убить первым, господин?» – «Гаврил-а-а, – осуждающе тянет Радищев, – мы же не дикари какие, а люди культурные». – Вся компания замирает, выжидающе вглядываясь друг в друга. – «Госпожа, позвольте мне шепнуть вам что-то личное, возможно, это убедит вас?» – Дарья Николаевна хмуро кивает. Барин подходит так близко, что его губы почти касаются её уха: «Когда ты садишься, не мешает ли тебе хвостик? А что за шишки скрываются под причёской, не рожки ли это?» – «Откуда ты узнал, дьявол?» – в тон спрашивает женщина. – «Не все твои любовники умеют держать язык за зубами». – «Думаешь это влияние проклятого металла?» – «Я не знаю, но думаю, императрице будет интересно узнать о твоих анатомических особенностях». – «Земля обойдётся в пятнадцать тысяч», – сухо говорит Дарья Николаевна, отстраняясь. – «Хорошо, на днях я пришлю клерка. И ещё одно, совет хочу дать, если позволите. Ваш подарок императрице не совсем уместен. Упаси Господь, заболеет её светлость? Мало ли что найдут причиной здешние лекари. Окажетесь в опале, чего доброго, а в монастырях не пыточные, а смех один». – «К чему клоните? Не моё же благополучие вас волнует?» – мрачно поинтересовалась барыня. – «Признаюсь чистосердечно, запал мне в душу питомец ваш. Продайте мне эту прелесть». – «Не продаётся такое, Радищев, вам ли не знать? Сможете приручить – он ваш». – Женщина запрыгивает на коня, делает знак своим спутникам, и кавалькада растворяется в тумане. Радищев по-птичьи гаркает, слышит разрезаемый крыльями воздух, и двуглавый орёл садится к нему на руку. Барин едет в бричке, улыбается и гладит птицу. Дождь больше не попадает за шиворот. Наконец-то тепло.