Данил Остапов - Кого посадят первым, или Страна больших денег

Но сейчас он совсем другой человек. Как мы уже говорили – Петр Сергеевич. Хотя он и остался начальником того же отдела, но ни всяких там бабушек-дедушек, ни просто представителей народа до него более не допускали: на этаже поставили охранника, который фильтровал посетителей. Охранник являлся начальным (крупноячеистым) фильтром, после него остатки народа поступали на фильтр более мелкий, порой даже без дырочек, – на суд секретарши Елены Михайловны. А бывшая Леночка свое дело знала: рассует народ по другим организациям и органам, отправит всех восвояси. А если человек попадался особо упорный, кремень, то ничего не оставалось делать. Леночка тогда тяжело вздыхала и на выдохе, когда последние частицы кислорода покидали ее привыкшие к дорогой селективной парфюмерии легкие, говорила так: «Ну, напишите заявление». Редко кому из посетителей не становилось стыдно от того, что побеспокоил кабинет заработавшегося до шестнадцати часов слуги народа.

Выражаясь языком цвета государственной бюрократии, наступил золотой век заявлений! И своего апогея он достиг в сфере коммунального хозяйства. Если сначала, соблюдая приличия, на заявления отвечали месяц, то потом они обрабатывались махом. Представьте себе конторку: два стульчика, на одном секретарь, на другом бабушка-посетитель. Бабушка только написала заявление и интересуется временем его рассмотрения. А девочка сообщает, что, мол, бабуль, не волнуйся – сейчас рассмотрим. Бабушку охватывает приятное возбуждение от того, что ей наконец впервые за двадцать лет прибьют доску на развалившемся крыльце ветхого дома.

Но рассмотрение заявления шло иным чередом. Резолюций в запасе у лица, отвечавшего на заявление, было всего две. Первая ставилась в виде печати со словом «отказать», а снизу – десяток правовых актов в качестве оснований для отказа. Печать эта ставилась на всех заявлениях, за исключением случаев, когда бумага несла в себе поводы для проставления резолюции номер два. Вторая резолюция содержала слова «все запланировано и будет осуществлено при появлении денег у организации», что, в общем-то, означало то же «нет», но как-то красиво, с уважением к народу. Ввиду простоты рассмотрения заявлений и отсутствия необходимости владеть специальными навыками Леночка совмещала две ставки: секретаря и «ответанта». Остальную работу делал генеральный директор. Работали, как видите, на износ.

Один-два раза в год Леночке разрешалось проявить изобретательность и все сделать так, как то прописал народ в основном законе, то есть… сложно уже и вспомнить это слово… а, вот: удовлетворить требования, указанные в заявлении. Исключение допускалось в случаях, когда наметанный глаз Леночки различал в тексте бумаги сочетание слов «в работу» и подписи высшего должностного лица государства, ну или если заявление было подписано другими уважаемыми лицами, как говорится, для себя. Не в укор Леночке будет сказано, но и заявления своих друзей и родственников она проводила в порядке исключения. И так как за ненадобностью печать со словами «сделать» или «удовлетворить заявление» не заказывали, то Леночке приходилось часами выводить столь сложные слова на бумаге своими беленькими пальчиками с прекрасными, в блестящем лаке, длинными ногтями.

Та самая бабушка не являлась ни высоким должностным лицом страны, ни родственницей Леночки, но с учетом смягчающих обстоятельств – почтенного возраста и душевного расположения к Леночке – секретарь ответила на ее заявление мягко, по-внучачьи: мол, запланировали, деньги появятся – и сделаем.

Так что бумага писалась, дела не делались, а деньги брались.

Наступило время, когда народ, чтобы облегчить труд своих слуг, предоставил им обычные, казалось, вольности и не заметил, что слуги-то опьянели от добродетелей и послали народ к черту, выдумав институт заявлений. Нет, народ уже не управлял. Его иногда для вида спрашивали: как ты там, дышишь? Он отвечал: дышу. Ну, лови тогда еще какую-нибудь оплеуху…

То же самое постигло и сферу распределения денег. Казалось бы, есть народ – условно сто человек, есть народное достояние – к примеру, лес. За месяц народ продал леса на сто тысяч валюты. Как бы поступили в каменный век? Долго не думая, разделили бы сто тысяч валюты на сто человек и дали бы каждому по одной тысяче. Но каменный век потому и называется каменным, что он давно канул в лету. Как стали делить в наши дни? Исходные данные те же: сто душ народа и сто тысяч валюты – прибыль от продажи леса. Однако арифметическая операция деления осложняется следующими инновационными формулами:

– первое: народ сам при добыче леса не участвовал, лес рубила частная компания. В общем, отдай частнику около половины – пятьдесят тысяч валюты;

– второе: отдай в общую казну оставшуюся половину – пятьдесят тысяч валюты;

– третье: из общей казны отдай половину – двадцать пять тысяч валюты – на инвестиции в отрасль, то есть, проще сказать, для поддержания процесса.

Оставшиеся в казне двадцать пять тысяч валюты расходуются на людей, пусть и похожих на народ по некоторым остаточным признакам (можно сказать, атавизмам) – одна голова, две руки, две ноги, – но по приобретенным (имущественным) признакам – машины, дворцы, виллы – уже народом не являющихся. Должен же кто-то приходовать лес – считать, сколько добыли; должен же кто-то думать, куда его продать, оформить бумаги, купить офшор. Иными словами, названный прогресс вторгся во все сферы жизни: по законам собственником по-прежнему был народ, но по документам лесозаготовителей выходило, что процесс вырубки леса настолько сложен и невыгоден, что народ должен был еще и спасибо сказать, что его ресурсы кто-то в убыток себе добывает. Да, народ был счастлив теперь и тем, что лесозаготовители не заставляли его доплачивать за невыгодность их деятельности, что практиковалось в некоторых других странах пятого мира.

Да, наш век имеет свои преимущества, но преимущества каменного века неоспоримы!

Если ты должен банку миллион долларов – ты принадлежишь банку.

Если ты должен банку миллиард долларов – банк принадлежит тебе.

В то самое время в город Сизовск возвратился из заграничной поездки провидец Генадон. Пока спереди два охранника в поисках чего-то незаконного терзали шорты слабенького на вид студента, а через задний ВИП-проход с силой пургена проносились видные деятели местных бизнес-структур, провидец думал. Он думал о каждом из нас: о злодеях-охранниках, о никчемном студентике, о ВИП-персонах, – и все его гуманистические мысли сливались в одно выражение: «Мои полмиллиарда валюты». Словно коронавирус, болезнь олигарха Бени передалась и ему, в настоящее время любимейшему племяннику. Но так как Генадон – единственный из живущих – был привит в застенках ЖКХ от желания наживы, будем считать его человеком честным, а те миллионов двадцать-тридцать в валюте, которые он израсходует из общего котла на собственные карманные нужды, назовем «представительскими расходами».