Array Сборник - День Победы

Как только Виктория научилась читать, родители ее больше не видели и не слышали. Книги, сценарии и самодеятельный театр, книжный клуб стали страстью на всю жизнь.

Виктория автор четырех сборников рассказов, изданных и переизданных в Армении, России и США. Писательница отличается невероятным чувством юмора и наблюдательностью.

Герои рассказов – самые простые, обыкновенные люди, которые не перевернули мир, но из судеб которых складывается история человечества.

Григораш Дмитрий Алексеевич, мой дед, вернулся с войны со шрамом, рассекающим широкий лоб и левую бровь. Бабушка, когда увидела его в 1946 году (он еще служил некоторое время после войны в штабе фронта шофером), дотронулась рукой до шрама и заплакала.

– Что ты, Нина, – успокаивал дед, – радоваться надо, ведь глаз не задет и руки-ноги целы. Лучше посмотри, что я Светочке привез.

Он снял с плеча мешок и достал какой-то предмет, завернутый в грязное детское одеяло. Бережно развернул, и бабушка увидела черный футляр.

– Что это?

– Это скрипка.

– Такая маленькая!

– Это детская скрипка. Светочка научится на ней играть.

Историю скрипки я слышала много раз и так любила и историю, и скрипку, что просила деда рассказывать мне ее снова и снова. Дед доставал футляр – он всегда хранился на гардеробе в маленькой спальне, – открывал, брал скрипку в руки и играл мелодии, которые придумывал тут же, и под них рассказывал, как однажды, когда их часть стояла в Гинденбурге и на деревьях уже набухли почки, а с улиц и крыш сошел снег, он встретил мальчика. Как раз подъехала полевая кухня, солдаты сидели на ступеньках какого-то помпезного здания – то ли музея, то ли театра – и с аппетитом поглощали кашу, стуча ложками об алюминиевые миски.

Дед немного поодаль чинил свой грузовик: открыл капот и с головой залез во внутренности. Вдруг боковым зрением он заметил какое-то движение за грузовиком. В одно мгновение он спрыгнул на землю за машину и пригнулся: война учит осторожности. Первое, что увидел за грузовиком, – маленькие ноги в порванных ботинках. Мальчик в длинном, не по возрасту, пальто жадно руками ел кашу из тарелки деда. Неподалеку стояла бледная худая женщина, к груди она прижимала сверток в байковом одеяльце. Так держат грудных младенцев.

«Муттер?» – спросил дед у мальчика.

Тот, не переставая есть, кивнул головой.

– Бедные дети войны, – говорил мне дедушка, – война украла у них все, но у мальчика была мама. Я видел, как она укладывала его спать на ящиках в подвале соседнего дома, разрушенного наполовину, как целовала его в щечку и что-то рассказывала. Я незаметно носил им еду, а они кланялись и благодарили: «Дайке шон».

Часть, в которой служил дед, оставили под Гинденбургом, для него война закончилась в начале апреля. Берлин они не брали, следили за порядком в городе: перестрелки продолжались, особенно по ночам. Однажды ранним майским утром дед увидел мальчика. Он лежал на разбитом снарядами тротуаре, голубые глаза были открыты, он неподвижным взглядом смотрел в такое же голубое небо. Рядом на земле сидела мама и так же, как в тот день, когда дед увидел их в первый раз, крепко прижимала к груди сверток.

Дед молча опустился на корточки перед телом мальчика. Женщина посмотрела на него совершенно безумным взглядом и о чем-то быстро заговорила по-немецки, показывая на небо, на дома, на мальчика. Дед не понял ни слова. Он тихонько, очень осторожно и нежно, как только мог после четырех безжалостных лет борьбы за жизнь, закрыл мальчику глаза и заплакал.

Он не плакал, когда убивали его товарищей, когда разрушали его страну, когда в полевом госпитале вынимали без наркоза осколки из его большого и сильного тела и зашивали рваную плоть, только злость росла тогда, только крепче сжимал зубы и кулаки. Победить врага любой ценой, размазать по земле, чтобы следов не осталось, отомстить, отомстить, отомстить!

Он сам не понимал, почему смерть немецкого мальчика так тронула его, разбудила в душе нечто неведомое и неизведанное – сострадание и всепрощение. Он сам до конца не понимал, что он плачет обо всех детях, у которых война украла их жизнь и детство. Вдруг женщина тронула деда за руку, что-то сказала, показывая на мальчика, и протянула ему сверток. Это была скрипка. Женщина что-то говорила и говорила. Может быть, она спрашивала, есть ли у него дети, дед, не понимая ни слова, утвердительно кивал головой.

«Есть», – отвечал он женщине, и она поняла его.

Вечером они вместе похоронили мальчика в подвале разрушенного дома: завернули в большое пальто, под рубашку сына мама положила записку с именем и датами рождения и смерти, и засыпали тело щебнем. На небольшой холмик поставили его ботинки. Больше дед эту женщину никогда не видел, она исчезла. Как звали мальчика, он забыл и почему-то дал ему имя Алёша. Так и пошло в нашей семье: Алёшина скрипка.

Светочка не научилась играть на скрипке, она играет на рояле.

– Может, это и к лучшему, – говорил дед, наигрывая на Алёшиной скрипке свои мелодии, – иначе пришлось бы со скрипкой расстаться.

Я росла, и вместе со мной рос мальчик. Когда мне было шесть лет и дед впервые рассказал мне историю Алёшиной скрипки, мальчику было семь. Когда мне было десять, он тоже подрос, гонял на велосипеде, развозил почту по утрам и учился в школе на одни пятерки. Когда меня приняли в комсомол, мальчик победил на конкурсе королевы Елизаветы для молодых скрипачей. Когда у меня родилась дочь, у него родился сын. Спустя двадцать лет наши дети встретились на студенческой конференции в Берлине, они подружились, долго переписывались, и однажды друг дочери прилетел к нам в гости вместе с отцом. Пока дочь с другом весело болтали на террасе дома, я провела его отца в маленькую спальню, с гардероба достала черный футляр, завернутый в детское байковое одеяло, и протянула ему. Он открыл футляр, достал Алёшину маленькую скрипку и заиграл мелодию деда, которую я не слышала с тех пор, как дед соединился с мальчиком. Он играл в память о тех, кто навсегда остался семилетним, а я под любимую с детства мелодию рассказывала мальчику про все, что случилось с миром с того года, как ему никогда не исполнилось восемь лет.

Поэт, переводчик, писатель и публицист. Член Интернационального Союза писателей (Москва), Союза писателей XXI века (Москва), Союза русскоязычных писателей Израиля (СРПИ), Международного Союза писателей Иерусалима, Международной Гильдии писателей (Пермания). Член Российского отделения Международного ПЕН-клуба. Родился в Риге. В Израиле с 1988 года. Автор шести книг поэтических переводов и двух книг прозы. Лауреат премии СРПИ им. Давида Самойлова, премии «Русское литературное слово», конкурсов им. Ф. М. Достоевского, И. С. Лескова, Ш. Бодлера. Номинант на премию Российской Гильдии мастеров перевода. Президиумом Российского союза писателей награжден медалью им. И. А. Бунина и медалью им. А. А. Фета.