Валентин Лебедев - Цветы полевые

На площадке два на два метра снимался растительный грунт. Разжигался на ней большой костер. Производился отжиг грунта. Вечная мерзлота, однако. Откапывали оттаявший слой, и снова отжиг. Рядом еще один костер – для накаливания лопат. К горячей лопате не пристает грунт. И так несколько раз, пока не углублялись на два с половиной метра. В низу, в приямке пятьдесят на пятьдесят сантиметров, цемент замешивался с песком, погружалась нижним концом труба и всё закапывалось. Сверху ставился осиновый столб, делалась оградка из слег. Все – репер заложен. Чтобы не терять время, репера закладывали ночью, на пересмену ковыряя мерзлый грунт. За шесть – семь часов управлялись. Рекорд 4,5часа.

Ночевали у костра, как придется. То устраивали постель из лапника за выворотом, смолевые корни горели долго и жарко, то просто, сооружая нары из срубленных не толстых осинок или березок, то запаливали огромный костер, прогревали почву, костер передвигали, а на прогретое место стелили лапник и прижимались друг к другу на недолгий чуткий сон. То и дело снились пожары, вскакивали, тушили тлеющие телогрейки, дымившиеся резиновые сапоги. Поизносились, пооборвались, издергались, глаза слезились от дыма.

Как-то в день потеплело и повалил густой, мокрый снег. Лег сразу десятисантиметровым слоем, все выбелил, вымочил. Работу приостановили. Развели костер, решили обсушиться и обустроить ночевку. Вокруг костра соорудили вешала. Разместили всё: телогрейки, сапоги, портянки. Раздевались донага, сушились капитально. Тут же пристроили ведро с кашей, плюхнули две банки тушенки. После каши пристроили ведро с чаем. Хорошо! Вскипело, сняли ведро, закинули пару пачек чая. Оставалась последняя кружка сахарного песка. Посовещались – оставлять половину на завтра или сыпать всё? Чего мелочиться? Сыпанули всё. Валдис подвинул ведро к костру – пусть вскипит. Вскипело, он потянулся к ведру, качнулся, задел вешало. Что-то свалилось в костер, что-то на землю, одна портянка попала в ведро с чаем. Первым среагировал Горбатенко – выхватил портянку из кипятка. Отодвинули и ведро.

– Ну что, обормоты!? Чай наливать?

– Конечно! Не пропадать же добру!

И вот последний бросок, последний маршрут. Взяли с собой только продукты (на два дня), мое ружье, инструменты, пару реперов (на всякий случай), пол мешка цемента, лопаты. Конечная точка обозначалась на карте геодезической вышкой, построенной бог знает, когда. Снег не таял, идти было легко, воздух просветлел, обещая хорошую видимость. Шли резво. На одной из речных поворотов неожиданно нанесло дымком. Ненавязчиво, маняще, загадочно. Кто бы это мог быть? Запах стелился вдоль реки, угадывалась еле заметная дымка. Шурик вертел носом, чихал, вслушивался, заметно нервничал. Умчался. Через несколько минут послышался не злобный лай, визг, далекие голоса. Появился наш пес. Морда довольная, улыбающаяся. За деревьями промелькнули тени. Собаки! Нас облаяли заинтересованно, предупреждающе. Шурик, чувствуя обеспеченный тыл, устроил показное выступление, как-то осекся, завилял хвостом, заюлил, вздрагивая телом и напрягаясь. Понятно. Видно суки. Те, серые, с признаками экстерьера хантыйских лаек, короткомордые, наскакивали на нашего, пытались сбить его с ног, нюхались и тоже улыбались. Знакомились. Перенося рейку вперед, продираясь через заснеженные ветки какого-то кустарника услышал перед собой:

– Питя! Ань тарова! 29 29 Приветствие

– Здорово, дорогой! – ответил.

Передо мной стоял охотник. Небольшого роста, с прокопченным лицом, с карабином КэО 30 30 Карабин за плечами, в меховой оленьей куртке, вытертой «донельзя», брезентовых засаленных штанах, заправленных в развернутые болотные сапоги. Голова не покрыта, капюшон на куртке был откинут. Подтянулись остальные.

– Иван Тояров! – представился, улыбаясь, пожимал не крепко руки, отгоняя собак. Стоит, как он выразился у РЕБЕРА, под вышкой.

Нас ждал? – невольно возникло в голове. Ничто в мире не происходит просто так. Все учтено, все рассчитано, все запланировано – всё по расписанию.

Какая на сегодня работа!? Всё. Оставили нивелир на месте. Продолжим завтра, а сейчас в гости. Метров через триста, на возвышенности просматривалась полуразрушенная геодезическая вышка о трех ногах, когда-то под двадцать метров высотой. Две ноги завалились, столик для наблюдений и барабан, набранный из дощечек, висели на обломках вверх ногами. Заметны были старые просеки, по которым поднимали вышку.

Геодезическая вышка это – уникальное сооружение для геодезических наблюдений. Высота её рассчитывалась так, чтобы с неё были видны еще не меньше пяти таких же вышек. Наверху небольшой столик для установки теодолита. В его середине отверстие, для отвеса, который внизу упирался в геодезическую марку – теодолит выравнивался по ней. К столику вела многомаршевая деревянная лестница. Над всем этим сооружением, на пике – барабан. Вертикальные дощечки, собранные одной стороной к центру, создавали между собой тень, поглощали солнечные лучи, были оптимальны для отыскания их на горизонте. При наблюдениях необходимо было взять пять отсчетов по вышкам и один на Полярную звезду. Меньше отсчетов не котировалось – по инструкции. Видимость не всегда была достаточной и иногда приходилось жить наверху по нескольку дней из-за одного недостающего отсчета. Нудная работа: навел, совместил лимб, алидада, поправка на рефракцию, аберрацию – отсчет, записал. И так по кругу целую неделю. А если еще с ветерком? Вышка скрипит, раскачивается – метр сюда, метр туда. Поди поймай в окуляр далекий барабан. Романтика! Специфика. Зато слова – то какие красивые! Сейчас всё проще – спутники. Лазить никуда не надо.

Подошли к стоянке. На чистой площадке небольшой летний чум, покрытый старыми пластами бересты, в некоторых местах латанный выцветшим брезентом. Над ним, дрожа, вился синеватый дымок. Стояли легкие нарты. На них лежал неразобранный груз. На жердочке, приспособленной между деревцами, висело кровяное мясо, связка рябчиков, оленья упряжь (красные кожаные ремешки, костяные карабинчики, цветные тряпочки). Под деревом дырявый мешок с потрохами крупного животного. Не вдалеке паслась тройка оленей. Они подняли добрые морды, уставились на шумную компанию. Иван пригласил в чум. Над того (очагом) висела большая эмалированная кастрюля с проволочной ручкой. В ней сытно булькало, пахло сохатиной. Завалил, видно, Ванюшка лосишку! Его мясо и требуху видели перед чумом. Протолкнулись внутрь, расселись, передали подарки: банки тушенки, сгущенное молоко, чай, сигареты «Прима».

Иван прикрикнул:

– Ими! – и две женщины, находящиеся в чуме, засуетились, занялись стряпней. Подвесили над огнем большой, литров на восемь, закопченный, медный чайник. Жена и дочка – представил женщин хозяин. Семен пожертвовал бутылку спирта. Пригубили, закурили, заговорили. У Ивана здесь охотничьи угодья. Обходит путики, разносит приманку, ремонтирует старые ловушки, делает новые, подвешивает капканы. Приманивает зверьков. Капканы и ловушки закрыты, пусть соболюшки привыкают, а откроется сезон, будет собирать добычу. Здесь со вчерашнего вечера. Ели вареное мясо, урчали. Запивали крепким горячим чаем. Хорошо! Сытно! Вольготно! Праздник! Просим добавки, балдеем.