Валентин Тарнавский - Цвет папоротника

Интереснейшие события происходят ныне в украинской литературе. Приходит новое поколение прозаиков, поэтов, критиков. Приходит оно, может быть, менее заметно, чем приходила литературная смена в памятные шестидесятые годы, но зато профессионально уверенней, тверже. Особенно это касается прозы. И — очень важный момент для украинской литературы — многие из литературных новобранцев выходцы не из деревень, а из города, в большинстве своем это люди, уже закаленные в горниле современной городской жизни: инженеры, ученые, рабочие, студенты, журналисты, учителя. И пишут они, даже в начале своего творческого пути, уже не о покинутых хатах, не о призабытых впечатлениях босоногого детства, а берут на свои еще хрупкие литературные плечи, пусть временами и немного самонадеянно, сложнейшие проблемы современного бытия — и социальные, и нравственные, и психологические. Новое, талантливое и современно мыслящее литературное поколение обещает новый взлет нашей прозы, поэзии, критики, обещает нашей литературе плодотворный завтрашний день.

Валентин Тарнавский всем своим душевным настроем, направлением своих нравственных и художественных поисков принадлежит к этому новому поколению. Более того, он является одним из самых ярких его выразителей. И в то же время молодой писатель, как и большинство литераторов-сверстников, по-хорошему традиционен, многими неразрывными нитями связан с классической и современной украинской советской литературой. Он не стремится удивить мир формальными «дерзаниями», новациями, которые на поверку оказываются повторением давно пройденного, а идет в своих творческих исканиях в глубину, в исследование общества и, характера современника — жителя большого города в эпоху НТР.

Мне дорог неустанный нравственный поиск Валентина Тарнавского. В этом — отличительная черта почти каждого его произведения, от первой его повести «Городские мотивы» и до рассказов «Долгоиграющая» и «Такие вот дела». Молодой автор не дает готовых жизненных рецептов, но спрашивает читателя, правильно ли он живет, имеет ли право с достоинством носить высокое звание советского человека. Помню времена, когда так называемую «молодежную» литературу больше волновал вопрос «кем быть?», нежели вопрос «как жить?». И сейчас, конечно, юношу или девушку, которые начинают жизнь, не оставляет равнодушным вопрос о выборе профессии. И все же сегодня, на новой ступеньке духовного развития общества, все мы понимаем, что художественная литература должна в первую очередь ставить вопросы не о профессиональной ориентации (для этого существуют другие книги), а об ориентации души, о нравственном становлении личности.

Мне дорог в творчестве Валентина Тарнавского искренний интерес автора к реальной, не придуманной, а увиденной острым писательским взглядом каждодневной жизни своих современников. Он правдив и довольно точен в описании жизненных реалий, быта; проза его предметна, полна интересных деталей. Валентину Тарнавскому уже в начале его литературной работы удалось избежать характерного для некоторых других украинских молодых писателей сентиментализма. Да, украинский язык мелодичен, но вряд ли разумно сегодня строить только на так называемой музыке слова свои художественные структуры. Валентин Тарнавский стремится прежде всего нарисовать живой характер современника — психологически достоверный, психологически интересный, положить его в основу произведения. Конечно, не всегда это ему удается, как и каждый молодой автор, не избежал он и готовых конструкций, и контурного, приблизительного рисунка, и все же истоки его прозы — в жизни, а не в литературе. Да, Валентин Тарнавский как прозаик традиционен, он не старается выделиться среди сверстников ценой формальных экспериментов, но характерный для современной литературы поиск новых форм художественного изображения ему не чужд. Его поиски — во имя более полной смысловой нагрузки слова, а не ради голого эксперимента. Повесть-феерия «Цвет папоротника» немного неожиданна для читателя после подчеркнуто традиционных рассказов, вошедших в этот сборник. На Украине все еще идут споры критиков и писателей о так называемой «химерной» прозе, использующей в своем художественном арсенале сказку, притчу, иносказание. В. Тарнавский включается в этот спор по-своему. Его повесть-феерия доказывает еще раз, что использование фантастических элементов в реалистическом художественном произведении оправдано, если автор исходит не из временной литературной моды, а из национальных традиций и особенностей таланта. Повесть «Цвет папоротника» — подчеркнуто современное, проблемное, земное, психологическое произведение. Сказочная линия так естественно переплетается в ней с картинами каждодневной жизни, быта, что у читателя почти не появляется знакомого нам по некоторым другим произведениям сходного стиля и жанра ощущения искусственности. Невольно вспоминаем мы знакомую с детства, удивительную своим переплетением сказочных и реалистических мотивов «Лесную песню» Леси Украинки. Как и в «Лесной песне», в повести В. Тарнавского — два мира: один поэтический, светлый, другой ничтожный, мелкий, но и одновременно опасный, бездуховный мир человечка-карьериста, человечка-приспособленца Фомы Водянистого. В столкновении этих двух миров — своеобразное художественное напряжение повести «Цвет папоротника».

Давно уже известно, что в художественном творчестве нет покоренных вершин, а есть только беспрерывное, на протяжении всей жизни писателя, восхождение на вершины. Высока ли, крута ли вершина, на которую восходит тот или иной автор, зависит от его таланта. Мне кажется, что Валентину Тарнавскому под силу высокие литературные задачи. Первые его произведения убедительно свидетельствуют и о таланте, и о страстном желании помочь словом своим нравственному воспитанию нового человека, свидетельствуют о своеобразной творческой индивидуальности. Но впереди большая и трудная дорога, творческие вершины, как и любые другие, легко не даются. Желаю Валентину Тарнавскому веры в свой талант и упорства в трудном деле — остаться самим собой.

Владимир Дрозд

В ту августовскую субботу я проснулся поздно. Стояло синее, сонное, вылинявшее от жары утро. Тихо журчала бумажным голосом радиоточка. В открытом окне нашей полуподвальной комнаты мерцали солнечные искорки. Будто с высоты, отреставрированных соборных куполов над нами скапывало расплавленное золото. Такое утро могло быть и тысячу лет назад.