Иван Несмирный - Отель Фламинго

– Это отель! Представляешь себе, отель такой! Цены там, правда, кусаются…

– Вы там гостили?

– Один раз… когда богатый был, – засмеялся “Дед Мороз”. – Помню, купил там вина. Вино так себе, а вот бутылка просто шик! В форме футбольного мяча! У меня этот мяч до сих пор где-то валяется – сувенир.

– Ага… – рассеянно отвечал Игорь и смотрел дальше.

По неоновой улице медленно брели трое прохожих: девушка в некой пародии на подвенечное платье и два молодых человека в дешёвых смокингах. Все трое качались из стороны в сторону и что-то упорно пытались спеть. Двое из них были пьяные молодожёны – наверное, из числа тех, которые, просыпаясь на следующий день, даже не помнят о том, что они женаты. Весёлая компания направлялась в шикарный отель-казино “Фламинго”… Однако наша история совсем не о нём…

Грейхаунд нёсся дальше. Вот мимо пролетела миниатюрная имитация Эйфелевой башни – потом какой-то полурезиновый аттракцион – зелёная “Статуйка Свободы” – мерцающая афиша с полуголой красоткой, обнимающей шест, на котором было написано “Клуб джентльменов” – ну и конечно, казино, казино, казино… Так же внезапно, как кончается любой праздник, кончился и Лас-Вегас.

Просыпалось солнце нового дня. Октябрь завис на середине, и за углом уже поджидала жара. Пустынная Невада медленно покрывалась зеленью, кочками холмов и гигантскими одуванчиками пальм, склонявшимися иногда по краям одинокой хайвэй. Пустынная Невада рядилась в Калифорнию.

– Вот уж и пальмы чаще пошли! Скоро будет твой Эл-Эй!.. Или куда ты там? В Голливуд? – усмехнулся дед из Южной Каролины.

– Да… в Голливуд! – подтвердил Игорь.

– Едешь навестить кого? Или наполеоновские планы? – продолжал дед свой расспрос. Холмы и зелень явно подняли ему настроение.

– Наполеоновские планы! – засмеялся Игорь и похлопал по чехлу с гитарой.

– Верно-верно…

За пальмами стали наконец показываться дома. Это были маленькие особнячки-новостройки: опрятные, с треугольными крышами, и различные между собой разве что только по цвету. К каждому такому домишке был прилажен свой газон, свой гараж с железной дверью-ширмой и иногда даже маленький американский флаг. Было утро, и над газонами уже поднялся туман из водяной пыли, в который то и дело запрыгивали радужные “зайчики”. Один из этих “зайчиков” попал Полу прямо в глаз.

– Опять орошают! – пробормотал дед. – У них солнце-то вон как палит, вот они и орошают!

– А Вы-то сами к кому едете? – неожиданно спросил Игорь.

– Я-то? – смутился старик. – Да к другу… к другу…

Попутчик Игоря о своих планах распространяться особо не желал. Игорь это понял и молча уставился в окно грейхаунда. Тем временем одинокая хайвэй стала вилять и раздваиваться в неуклюжие вилки. Домишки участились. То же самое произошло и с машинами на дорогах. Всё загудело, заиграло. Приближался город. “San Fernando Valley” [4] англ. – Долина Сан-Фернандо. – угрюмо объявил водитель, сухой темнокожий старикан с седой курчавой шевелюрой. В автобусе зашевелились. Всеобщее шевеление подхватило и Игоря.

– Это Лос-Анджелес?.. Или мы в каком-то пригороде? – спросил он Пола.

– А чёрт его разберёт!.. Это одна гигантская деревня! Говорят, здесь три с лишком миллиона, а по мне так – шестнадцать! Тут и не разберёшь, где граница. Но знаю одно, – дед странно улыбнулся, – мы к Голливуду скоро подкатим.

И в самом деле, с каждой милей город как будто нарастал. В Игоре же всё больше нарастало какое-то странное чувство, которое он позднее описал, как “чувство космичности”. Во многом это было связано с появлением первой в его жизни скоростной фривэй. Свободные шоссе-фривэи были выстроены в Лос-Анджелесе специально для автомобилей. Они возвышались над улицами города огромными бетонными узлами-мостами, загибавшимися в овальные рампы, и оттого, видимо, создавали эффект космичности, картинки из будущего, особенно поражавшей гостей из глубинки.

Скоро и наш грейхаунд с наслаждением въехал на один из таких мостов и теперь, не обременённый светофорами и пешеходами, разогнался во всю мощь. “Burbank” – снова нехотя объявил водитель. “Это город голливудских студий…” – тихо шепнул Пол. Игорь, которому уже изрядно надоели треугольно-однообразные домишки Сан-Фернандо, привстал со своего сидения и уставился в окно. Но с могучей фривэй он смог разглядеть лишь вышку одинокого небоскрёба, на котором огромными, золочёными буквами было выгравировано “NBC UNIVERSAL”.

– Ну, потерпи же ты! Уж скоро будем! – заворчал старик.

– Извините-извините!.. – улыбнулся Игорь и, сев обратно на своё сиденье, вдруг подумал: “А здесь должны совершаться чудеса!” Взяв ручку, он записал ту же фразу в свой дневник… Но до чудес было далеко. Великие голливудские студии Бурбанка, мимо которых проезжал грейхаунд, предстали угрюмыми, серыми квадратами с плоскими крышами. Некоторые из них были окружены заборами с колючей проволокой. Они больше походили на тюрьмы. Но все свято верили, что, в отличие от тюрем, где-то глубоко за их стенами творилась магия кинематографа и звукозаписи. В здешние холмы Игорь влюбился с первого взгляда. По размаху своей красоты они, конечно, уступали лесистым горам Колорадо, но было в этих холмах какое-то важное, таинственное спокойствие. Пологие, хотя и довольно большой высоты, они были сплошь усеяны маленькими, курчавыми кустарниками, на фоне которых качались-медитировали высокие, лохматые дистрофики пальм.

– На тех вон холмах всё одни богатые да звёзды кино проживают. А простые все – внизу. И глянь-ка на улицу: почти всё одни мексиканцы, – заключил Пол и тут же покосился на маленького Лукаса. Лукас весело мурлыкал себе под нос какую-то смешную песенку: “Дуки-дуки-дуки-дуки! Дуки-дуки-дуки-да!” Заметив на себе взгляд старика, он широко улыбнулся ему в ответ покосившимся забором своих жёлтых зубов.

Через пару минут дневник Гордова снова взорвался вертлявыми строчками: автобус въехал в Downtown, формальный центр Лос-Анджелеса! “Чувство космичности” достигло здесь своего апогея. Могучие фривэи, по которым безудержно неслись лакированные жучки-автомобили, возвышались здесь одна над другой. И вся эта картинка дополнялась “экваториальным лесом” зеркальных небоскрёбов, не уступавших здесь даже самому Нью-Йорку.

Даунтаун Эл-Эй был пристанищем латиноамериканцев и темнокожих и местом весьма неспокойным: первые и вторые между собой не всегда ладили. Игорю всё больше казалось, что он заехал куда-то в Мексику. Всё кругом жило по-испански, начиная с ритмов сальсы и реггетона, вливавшихся в быстрый говор приземистого, смуглого народа, и кончая вывесками магазинов с их восклицательными знаками по обоим концам предложения. Лукас, как и следовало ожидать, высадился в даунтауне. “Mucho work! Mucho work! Гудбай!” – прокричал он Игорю и, сверкнув на прощание своей желтозубой улыбкой, тут же затерялся в уличной толпе.