Саша Кругосветов - Вечный эскорт

К сожалению, время никого не щадит, а к ней, моей бальзаковской пассии, оно было втройне несправедливо и безжалостно: слишком рано стала увядать кожа на руках и животе, да и под глазами появились уже мешочки, которые, правда, можно было еще скрыть на время с помощью лифт-кремов.

Женщина – понятие недолговечное, впрочем, как любое устойчивое выражение или афоризм. Вчера клевая чувиха, завтра потускневшая гирла, послезавтра – забытая и выцветшая фотография в старом альбоме. Впрочем, и о мужчине можно сказать что-то подобное: когда-то мачо, потом обрюзгший пентюх, потом выброшенное на свалку ординарное устройство для обрюхачивания.

Жизнь все расставляет по своим местам. Небольшая вечерняя усталость – и нет больше молодящейся щебетуньи. При ближайшем рассмотрении выясняется то, что не угадаешь с первого взгляда. Стройные ножки выше колен неожиданно превращаются в мясистые лядвии, аккуратно уложенные волосы не могут скрыть грубоватую смуглую кожу шеи (совсем не шелк и медовая сладость), а грудь… Тяжелая грудь, которая в молодые годы задорно рвалась наружу из тесно обтягивающих ее ковбоек и кофточек, грудь, которая была наверняка предметом вожделения всех вращающихся вокруг нее по своим орбитам мальчиков и разновозрастных командировочных и плейбоев, теперь уже, будучи в момент близости лишенной привычной упаковки, являла мне, скорбному наблюдателю сего таинства, свою истинную желейно-расплывчатую консистенцию. Да что говорить, нетрудно перечислить много еще чего другого, фиксирующего черты унылого и грустного образа, к которому в обычной жизни цепко приклеился стандартный ярлычок «красивой женщины».

Но кое-что у этой видавшей виды шкурки было еще очень даже ничего – и спинка, и две скругленные вершины ниже талии, и пикантные ямочки между вершинами этого ее Эльбруса и спиной. Так что вполне возможно было во время кульминаций наших встреч найти нужную диспозицию, чтобы моим глазам, особо жаждущим эстетических впечатлений, предстало в тот момент что-то действительно изысканное и духоподъемное.

И вот, когда я взгромоздился уже на вожделенный Эльбрус, когда предо мной открылся вид на безупречный склон выгнутой, как адмиралтейский мост, спины, завершающийся каштановым прибоем ее волос, когда я, словно петушок, добравшийся до любимой курочки, захлопал крыльями и мое горло исторгло крики восторга, когда над убогой обстановкой старой квартиры понеслась и загремела литаврами песнь победы в битве местного значения (чтобы дополнить картину и подчеркнуть торжественность момента, добавлю, что я оставался в это время в белой рубашке с галстуком, а брюки и трусы были приспущены, на них никак не повлиял общий подъем моего настроения, и под действием сил гравитации они довольно неопрятно опустились на мои туфли – «ш-шикярный вид», как бы сказал незабвенный Мишка Япончик, и я это тоже в какой-то момент осознавал в полной мере), когда этот петушок взлетал все выше и выше, я вдруг почувствовал укус неизвестного насекомого. Еще один, еще. В икру, в колено, в бедро.

Песня любви, прерванный полет, приземлившийся в грязь звездолет…

«Замечательный перс где-то подхватил блох от своих соплеменников, однако я-то тут при чем?» Боевой настрой мгновенно улетучился, и ваш покорный слуга, поспешно закончив для блезира так успешно начатую работу, быстро ретировался, не потрудившись придумать более или менее правдоподобных объяснений.

После этого позорного эпизода мой проснувшийся было интерес к шкурке старинного блюза был безвозвратно утрачен. Бедная, бедная йеху. Для нее внезапное и необъяснимое исчезновение милого друга с горизонта ее жизни стало, скорее всего, большим разочарованием; она имела, видимо, на меня конкретные матримониальные виды и надежды, которые, впрочем, и раньше никогда не находили позитивного отклика с моей стороны.

Сколько было подобных случаев – разных по форме, но одинаковых по сути. Потому что подобные нюансы – блохи домашнего любимца, не вовремя закипевший чайник со свистком, аплодисменты захлопнувшихся дверей или фрамуг, неправильный, по моему мнению, запах подмышек, неаккуратно выбритый лобок, неприятные любовные рычания вместо женственных стонов, стилистически грубоватое замечание «не заваливай меня», сказанное в разгар волнующей прелюдии, – все это было не самым важным. Главное – искра не высекалась. Тем не менее в моей жизни появлялись все новые йеху, и я продолжал прилежно исполнять подобающую в таких случаях рутинную работу.

Наверное, от этой близости, посещавшей меня с фатальной неизбежностью волн прибоя, набегавших на берег моря, я испытывал ощущения, мало чем отличавшиеся от тех, что получают от своих подруг обычные мужчины, сливающиеся с ними в бесконечном ритме фрикций и маленьких оргазмов, сотрясающих днем и ночью нашу грешную планету.

Что они могут знать? Испытали ли они хоть раз то острое и ядовитое блаженство, которое довелось испытать мне в объятиях настоящей ундины?

Для меня взрослое население планеты делилось не на два, а на три пола.

Мужчины, к коим я до сих пор себя отношу и к которым никогда не испытывал влечения.

Однажды, путешествуя с близким другом по Крыму (это случилось еще в наши юные студенческие годы) и не найдя в Алупке подходящего жилья, мы решили провести ночь в палатке на берегу моря. Романтическая затея. Под утро стало жарко, и мы наполовину выползли из спальников. В моем распоряжении оставались последние два сладких утренних часа, когда я, поворачиваясь с бока на бок, случайно коснулся плечом обнаженного торса моего друга.

В жизни не испытывал большего отвращения. Касаться обнаженного мужского тела можно на борцовском ковре, в бане, когда паришься. В остальном – для меня это строжайшее табу.

Так вот – мужчины и два женских пола. Обычные женщины и ундины. Для моей голограммы чувств не было проблем различать их. Анатомически разницы никакой, но разница между тем огромная – как между «влачением» и «влечением». Единственным объектом настоящих любовных порывов были для меня ундины. Появление на горизонте Аганиппы и ее обворожительных соплеменниц, наперсниц ее русалочьих забав, приводило меня в состояние, близкое к умопомешательству.

Сейчас я все это как-то пытаюсь сам себе объяснить, но в двадцать лет, и даже в двадцать пять, я еще не понимал природы собственной раздвоенности и моих мучений. Тело знало, что оно жаждет, но рассудок говорил: жизнь такова, какова она есть, и надо принимать мир именно таким. Меня охватывали то безумные постыдные мечтания, то безрассудный оптимизм. «Все и так хорошо, – говорил я сам себе. – Сколько прекрасных женщин ходит по земле, а остальное зависит просто от выбора правильной точки зрения». Я чувствовал, что вполне способен любить Еву, но мечтал все-таки о Лилит – о, где мне найти трех ангелов, Сеноя, Сансену и Самангелофа [2] Три ангела – Сеной, Сансена и Самангелоф – преградили дорогу Лилит и настоятельно потребовали прекратить бесчинства («Алфавит Бен Сиры»). , чтобы отыскать ее и привести ко мне?