Саша Кругосветов - Вечный эскорт

К нам подсаживается симпатичная, улыбчивая особа. Высокая, худощавая, бедовая. Похожа на ундину – жаль, что путана. «Угостите девушку, ребята». Наливаем ей белого вина. Подсаживается вторая барышня. Ее тоже угощаем. Несколько ничего не значащих фраз. Первая говорит: «Могу вас обоих обслужить. Если хотите – обслужим вдвоем». – «Вы, девушки, не по адресу». – «Гомики, что ли? Или денег жалко?» Решили отшутиться. «Мы – ваши сестрички», – говорим. «Как это? Не поняла». – «Мы тоже на работе. Ждем богатых клиенток». Вздох разочарования. Сконфуженные ночные бабочки возвращаются к подругам. Путаны шепчутся, поглядывают на нас. Объясняют друг другу: «Сестрички!» Смеются. Наверное, поверили. А мне понравилась высокая путана, подошедшая первой. Длинное пальто, очень короткая кожаная юбка, черные колготки. Не размалевана. Держалась с нами просто, буднично, доброжелательно. Обычная молодая женщина, знающая себе цену. Может, не такая уж и молодая. На увядающем, густо напудренном лице выделялись большие черные глаза с неожиданным для подобного персонажа, каким-то очень уж человеческим, затаенно-ласковым выражением.

Через пару месяцев я встретил ее в холле Прибалтийской . В черном длинном мужском пальто, незастегнутые полы которого открывали аккуратные шорты и длинные мускулистые ноги. Непонятно, почему она мне тогда понравилась? На этот раз я пригляделся – лицо так себе, брекеты на зубах. Посмотреть не на что. Теперь, в ярко освещенном лобби, было видно: ей хорошо за сорок, может, даже за пятьдесят. Но что-то в ней все-таки было. Не знаю что… Ленивый голос, царская осанка. Будто она выше всего того, чем занимается. Да, вот еще – потрясающая улыбка, которая буквально меняла ее. В порывистых движениях сохранился еще, по инерции юных лет, какой-то неповторимый образ полета. И я подумал о том, что много лет назад эта женщина была чудо как хороша.

Она узнала меня, подошла и, казалось, была приятно удивлена неожиданной встречей. «А, это ты! Привет, сестричка, не угостишь кофе?» – «Привет, что здесь делаешь?» – «Итальянцев жду. Я по итальянцам специализируюсь». «Специализируюсь» – слово явно не из лексикона скромной труженицы на ниве сексуальных услуг. Агент органов, что ли? «Трудная у тебя работа?» – «Совсем не трудная. Снимаешь клиента. Берешь деньги, – ответила она будничным голосом и как бы между прочим. – Презерватив – и вперед! В чем проблема?» «Грубо, грубо, что-то непохоже это на тебя, подруга», – подумал я тогда. «Брекеты не мешают?» – «Мы не целуемся с клиентами. А вот тебя я бы с удовольствием поцеловала». – «Спасибо, как-нибудь в другой раз», – сказал я безответственно, не ведая, что этих «следующих раз» у нас еще будет предостаточно.

Получилось так, что в конце восьмидесятых в Прибалтийской время от времени организовывались междугородние совещания по той инженерной дисциплине, которой я тогда занимался, и мы часто сталкивались с моей неожиданной приятельницей. И всегда задерживались в лобби, чтобы поболтать. Не знаю почему, но она была откровенна со мной, и я старался отвечать ей тем же.

Она говорила на таком прекрасном русском языке, какой редко услышишь даже в моей рафинированной инженерно-интеллигентской среде. Я неизменно угощал ее кофе или горячим шоколадом с сэндвичем, иногда – бокалом шампанского. Она ела сэндвич, отрывая длинными, удивительно белыми и чистыми пальцами маленькие кусочки, и старалась положить их в рот, не касаясь помады на губах. Если у нее был неудачный день, я давал ей деньги на такси. Вначале она пыталась со мной рассчитаться – натурой, конечно, – но я неизменно отказывался, и со временем она оставила эти попытки.

Ее звали Ева Яблонская. «Случайно не родственница членкора Яблонского?» – «Кто знает, кто знает, милый». Она была из Костромы. «Если бы ты видел, какой это красивый город. До сих пор люблю Кострому». Мать – учитель математики, отец – истории. Отец ушел к молодой, оставив жену с тремя дочерьми. Но детей любил, особенно младшую Еву – помогал, часто виделся с ней, сумел привить любовь к истории и хорошей литературе. После школы Ева уехала в Ленинград, училась на филфаке.

– Какой язык был основным?

– Французский, хотя я знаю несколько – испанский, итальянский и, конечно, английский.

– Почему тогда клиентура из итальянцев?

– Итальянцы похожи на русских. Открытые, веселые, красивые. А французы… Маленькие, потные, волосатые. Так и смотрят, как бы поменьше заплатить, а то и вообще сбежать. Чуть что – милиция, милиция!

Мы подолгу говорили с ней. Почему я так привязался к Еве? Мне было двадцать пять или чуть больше. Конечно, она была ундиной. Вне сомнения. Смеялась совсем как молодая. В ней была особая пронзительность. И потом она была по-настоящему умна – каким-то необычным, снисходительным и ленивым умом, в котором совсем не было места ни озлоблению, ни резкому осуждению. Это казалось удивительным.

– Встань рядом со мной, – сказала она мне однажды почему-то особенно медленным голосом, как бы нараспев. – Встань, прошу тебя, тетя ничего дурного мальчику не сделает.

Я выкарабкался из глубокого кресла и подошел ближе. Она стояла напротив и вплотную рассматривала мое лицо. Ева была на огромных каблуках и поэтому смотрела на меня сверху вниз. На нас поглядывали посетители бара, все это выглядело довольно нелепо.

– Тебе не кажется, что эта работа тебе не подходит? – спросила она.

– Какая работа, что ты имеешь в виду?

– Инженер, мой милый, инженер. Не для тебя это. Неужели ты подумал, что я могла принять тебя за проститута? Ты зарабатываешь гроши. Один клиент дает мне больше, чем ты получаешь за месяц. Тебе не кажется странным, что ты инженер?

– Но у меня нет другого выхода. Жить-то надо. И потом я хороший инженер и люблю свое дело.

– За гроши сидеть под лозунгом «Коммунизм победит!» от зари до зари и не иметь возможности купить своей женщине настоящие французские духи?

– У тебя неплохое лицо, – добавила она после некоторой паузы. – Похож на молодого Мишу Козакова. Ты еще очень молод, хорошо сложен и, кажется, здоров. Поверь, я разбираюсь в мужчинах. Я могла бы устроить твою жизнь совсем иначе. У меня есть знакомые женщины. Жены иностранных дипломатов. И русских тоже. Жены безупречных партайгеноссе. Все они хотят иметь немного радости в жизни. В конце концов, они еще нестарые, сорок два – сорок три года.

Я оглушительно захохотал, смеялся до слез, на меня уже начали оборачиваться.

– В конце концов, как ты сказала, это очень даже неплохо, что тебя заботит мое будущее. Если бы я искал женщину постарше, я, конечно, предпочел бы тебя.

– Что тут смешного? В тебе говорит советское воспитание, ты находишься под влиянием доминирующих в обществе предрассудков. Вообще-то, я тебя не осуждаю. По большому счету, все мы родом из детства, мы родились под розовым небом зари коммунизма.