Ксения Букина - Мы побелили солнце

Желтую. Плитку "Аленки".

Сжимаю губы и резко отворачиваюсь, чуть не свалившись с кровати. Покрываюсь неприятными мурашками. Ну почему из всех шоколадок ты выбрал именно эту, а?!

– Не хочу. Забери, – командую, поразившись ледяному тону.

– Да че ты скромника врубаешь? Бери, я ж типа обещал, а обещания типа всегда выполняю!

– А мы химией вроде не занимались.

– Но ты же все равно пришел! Да на!

– Только если ты прямо сейчас отведешь меня домой, – приказываю, а задним умом понимаю: ну и дурак. За шоколадку еще и условия требую, вообще красиво!

Но Охапка не смущается.

– Не вопрос, – и холодный прямоугольник оказывается вложенным в ладонь.

Покрепче сжимаю губы и стискиваю раскаленную плитку в руке, не поддаваясь ожогам и не разжимая хватки. Только швыряю ее в рюкзак, облегченно падаю на кровать и выдыхаю.

– Ты обещал, – напоминаю.

– А… ну да. Ну ты… типа дойдешь сам, ладно? Если я потом опять один домой вернусь, меня же…

– Ты обещал! Я не знаю города!

– И че? Позвони кому-нибудь.

– Ты обещал проводить!

– Такси вызови.

– Охапка!

Обомлев, он спотыкается на полуслове. В замешательстве закусывает кровавую губу. Размышляет и кивает:

– Только запоминай дорогу, чтобы по сто раз тебя водить туда-сюда не пришлось. Тебе типа до дома?

– До школы, а там я разберусь.

Охапка чуть не спотыкается о порог комнаты. Неуклюже поворачивает круглую ручку и вываливается наружу. Дрожащими руками откидывает патлы волос и хрипит:

– Дядь, я щас приду, я Даньку провожу!

Я не видел Лазаря – он сидел на кухне.

Но слышал, как глухим, до основания прокуренным голосом тот отозвался:

– Сюда иди.

– Да сейчас, – Охапка впивается в мое плечо клешней. – Я ж типа недолго, минут на пятна…

– Если я сказал идти сюда – значит, ты, сука, должен идти сюда! Это аксиома!

Я вырываюсь, прильнув спиной к стене. Сейчас Охапка меня утащит, а попадет и ему, и мне. Слишком уж не сочетается Лазарь с такой романтичной профессией, как фотограф, да еще и вершин.

Охапку перекашивает. Он сплевывает в горшок с полумертвой корягой, ковыляет в кухню и прикрывает за собой дверь.

Но и через нее до меня долетает пропитый голос Лазаря.

– И какого хера ты тут устроил?

– Да он типа этого…

– Что "типа этого"? У нас тут притон, не пойму?

– Молчи, – чувствую, что Охапка говорит это в закрытую дверь. Понимает: я слышу.

– Я замолчу! – слышу удар по столу. – Ты хочешь всю шарагу сюда приволочь?!

– Ну… – Охапка сбивается.

– Имбецил, – кажется, Лазарь даже не удивляется, лишь чувствуется в его голосе легкая усталость. – Конченый.

– Да мне типа срочно нужно было…

– Ша! Срочно водичка из жопы льется. И чтобы я больше никогда, ни-ког-да ни одного хлебала здесь не видел.

У меня уже мелькает мысль валить домой и петлять среди тысяч улочек в поисках своей, но Охапка выпадает из кухни и по привычке зажимает мое плечо.

– Поговорили? – иронизирую. Бросаю взгляд на кухонную щель, вижу сутулый силуэт за столом и ежусь.

– А, не бери в голову, его типа штырит с похмелдоса, – шепчет.

– Перегаром от него вроде не тянет.

– Так выветрился уже. Похмелдос, говорю же, ну! И лучше нам с тобой порезче отсюда свалить, иначе он реально мне морду в унитаз окунет.

В последний раз оборачиваюсь на замотанную в тряпки фигуру. Желтые глаза Лазаря вдруг поднимаются на мое лицо, а я от неожиданности чуть не влетаю в косяк, вовремя свернув. Даже на улице чувствую дрожь в руках от пронизывающего до костей взгляда, пульсации висков…

И желтой плитки "Аленки", которая жгла мою спину даже сквозь рюкзак.

***

В квартире пахнет чем-то сладковатым, похожим на клубничный йогурт или на коктейль "Чудо". Уже вовсю горят спиралевидные лампы, хотя за окном небо только-только окрашивается в розовый. Я млею от домашнего тепла, так контрастирующего с осенней слякотью. Швыркаю, сбрасываю рюкзак с курткой, выбираюсь из кроссовок – носки стягиваются вместе с ними – и шлепаю босиком по холодному ламинату в кухню.

– О, а где мать? – выдыхаю, застыв в проеме.

– Хрен ее знает, – добродушно отзывается Игорь в смешном фартуке с волком из "Ну, погоди", который был повязан так туго, что облегал всю мужскую фигуру.

Я увожу глаза, прокашливаюсь и подхожу к столу.

– Стой! Руки помой сначала. Ты в этой школе поселиться решил? Чего так поздно? Компенсируешь вчерашний день?

Закатываю глаза, но плетусь к крану и подцепляю скользкое полосатое мыло.

– Да к другу ходил сценку по химии репетировать.

– Что за друг?

– Охапка. Ну, Костя Александров.

– Ой, к нему? – Игорь заходится смехом. Звякает тарелками. – Ну ты и друзей, конечно, себе находишь.

– А чего с ним не так?

– Да алкашонок мелкий, в спальном районе живет. С дядей вроде. Пацанов вокруг себя собирает, таких же вольтанутых, и шарится с ними по улицам.

Взбираюсь с ногами на стул. Подпираю щеки кулаками и наблюдаю, как Игорь возится то ли с фруктовым салатом, то ли с самодельным йогуртом. Фартук так непривычно облегает его бедра, что делает еще фигуристей, еще выразительней, еще красивей.

Чувствую, что начинаю заливаться краской от таких мыслей, но взгляда не увожу. Не заметит. Спиной же повернут. И джинсы, кстати, надел сегодня обтягивающие. Даже слишком…

– Ну и ничего, – отмахиваюсь и большими усилиями перевожу взгляд на дверцу холодильника. – Мы же просто химией позанимались и… О, вы убрали магнитик в форме солнца?

Игорь разворачивается ко мне. На какое-то время в лазурных глазах мелькает азарт, который тут же сменяется серьезностью.

– Мы, Данко, уже в аптеку сходили.

– В аптеку? Зачем?

Он заливает странную мешанину в тарелке топленым, чуть подгорелым шоколадом.

– Набрал тебе всяких успокоительных.

– Зачем мне успокоительные?

– Вот прикинь, нигде не нашел таблеток от боязни желтого цвета! В интернете прочитал. А еще тебе нельзя волноваться, переживать, надо больше спать и радоваться жизни. Так что ты, оказывается, реально беременный.

Игорь перемешивает фруктовую кашицу с шоколадом. А я смотрю то на его сотканные из шелка длиннопалые руки, то на пустующий прокол в губе, то на особенно сосредоточенное выражение лица. Так круто за ним наблюдать, когда он чем-то занят. Сразу становится таким строгим; сразу на его ладонях вздуваются вены, что хочется их погладить, чтобы снять напряжение. И как он с раздражением отбрасывает с глаз челку; как уверенно передвигается по кухне в четком вальсе, захватывая по пути вилки и ложки!

– Вот это, – он с хлопком опускает на стол передо мной бутылек таблеток, – будешь пить, чтоб так остро на желтый не реагировать.

– А как часто?

– Хрен знает, хоть всю пачку за раз, все равно от такого не сдохнешь. Зато! Попробуй, что я тут для тебя накашеварил! – он придвигает ко мне миску.