Анна Рожкова - Мотылек

– Мама, а почему он не как все? – спрашивала маленькая Наташа.

– Он особенный, – говорила мама, – когда я была такой же маленькой девочкой, как и ты, мы с твоей бабушкой пошли на почту, чтобы позвонить находящемуся в командировке деду. И тетя, сидевшая в стеклянной будке, подарила мне его.

Наталья восторженно сосала палец.

– А почему тетя сидела в будке? – спросила она.

– Работа у нее такая, – смеясь, ответила мама.

– Странно, я думала, только собаки в будках сидят, – заключила Наташа, вызвав припадок хохота у мамы.

Опустившаяся на плечо рука мужа прервала ее воспоминания.

– Ну вот, готово, – гордо возвестил Максим.

– Какой же ты у меня молодец, – ответила благодарная Наталья.

Они дружно направились к колокольне Святого Петра, заранее решив обозреть Мюнхен с высоты птичьего полета. Преодолев более трехсот выщербленных временем ступеней круто взбиравшейся вверх винтовой лестницы, изрядно согревшиеся Наталья и Максим замерли на узкой, продуваемой всеми ветрами смотровой площадке. Но это того стоило. От представшего их глазам вида захватывало дух. Старинный город, заваленный тоннами сухого пушистого снега, лежал как на ладони, хвастаясь множеством старинных церквей, больших площадей, тонкими морщинками извилистых улочек, всей своей накопленной за множество столетий мудростью. Казалось, город с высоты прожитых лет с насмешливым презрением смотрел на докучавших ему двуногих, представавшими с колокольни жалкими муравьями, как бы говоря: «Скоро вы все сгинете, не оставив и следа, а я останусь стоять – все такой же незыблемый и прекрасный… во веки веков…»

Вездесущие азиатские туристы, не выпускавшие из рук огромных навороченных фотоаппаратов, нарушали очарование постоянным щелканьем затворов.

– Пошли, – бросила Наталья Максиму.

Проделав такой же путь вниз, они долго плутали, пытаясь найти Хофбройхаус, названную в путеводителе самой знаменитой пивной в мире. Наталья постоянно сверялась с зажатой в руке картой, но безрезультатно.

Максим начинал раздражаться – они сбились с ног, намотав «херову кучу» километров. Наконец, не выдержав, Максим остановил спешащего куда-то немца, который, сообщив, что его отец из Ленинграда (где только нашего брата не встретишь), любезно объяснил им как пройти.

Хофбройхаус оглушил хохотом, громкими разговорами и выстрелами чокающихся литровых кружек с пивом, зажатыми в волосатых лапах представителей сильного пола. Между столиками вихрем носились официанты, не обращая ни малейшего внимания на новых посетителей. Так и не найдя свободного столика ни в одном из залов, рассчитанных на (трудно даже представить) пять тысяч сидячих мест, Максим попросился подсесть к все тем же азиатским туристам, которые тут же, как китайские болванчики закивали круглыми головами.

Царившая здесь атмосфера веселья тут же подхватила Наталью с Максимом. Наталья с интересом оглядывалась по сторонам. Ее внимание привлек пожилой немец в традиционной баварской одежде – кожаные штаны, шляпа с пером, он то и дело вскакивал и дирижировал оркестром, забавляя окружающих.

Принесли заказ – литр темного пива для Максима и ноль тридцать три для Натальи, зауэркраут 3 3 Квашеная капуста , рульку и брезель 4 4 Крендель, посыпанный крупной солью .

– Максим, – услышали они крик из глубины зала.

Удивленно оглядываясь по сторонам, они заметили приближавшегося к ним богатыря с косой саженью в плечах и румянцем во всю щеку.

– Максим, ты ли это? – раздался его громовой голос прямо над головой Наташи.

– Володька? – жалобно пискнул Максим, пасуя перед человеком-горой.

Через секунду Володька сгреб Максима в охапку как какого-то кутенка, грозясь в порыве дружелюбия переломать ему все ребра. Наталья тихо посмеивалась, попивая свое пиво и, делая вид, что не замечает жалобных жестов несчастного Максима.

Увидев, что глаза мужа вот-вот вылезут из орбит, Наталья, наконец, сжалилась и крикнула:

– Ну, полно, Владимир, полно, пожалейте моего бедного мужа, – смеясь, проговорила она.

– Максим, это шо, жинка твоя? – радостно спросил он, выпустив жертву из медвежьих лап.

– Да, – ответил Максим, разминая пострадавшие конечности.

– Владимир, – галантно представился великан.

– Наталья, только давайте без объятий, – с трудом сдерживала смех Наталья.

Владимир, не ожидая приглашения, расположился за их столиком, напугав и без того зашуганных азиатов.

– Какими судьбами? – спросил он.

– Да, по работе, – не стал вдаваться в подробности Максим.

– Да ты шо? – выпучил Владимир глаза, засовывая в рот приличный кусок рульки. – А мы-то с Алкой за твоими успехами следим – частенько тебя по ящику показывают, молодец, ох, молодец, – Владимир похлопал Максима по спине, у того чуть кусок изо рта не вылетел. – Во дела, – озадаченно произнес Владимир, засовывая пятерню в свои непослушные кудри.

– А ты, Володя? – спросил в ответ Максим.

– Да шо я. По делам приехав, – неохотно ответил Владимир.

– Ну, расскажи, как живете? Что нового? – задал вопрос Максим.

– Ой, да шо у нас может быть нового, – отмахнулся Владимир, – жисть она везде жисть – идет потихоньку. Ну, давай выпьем за встречу.

Владимир с заговорщическим видом огляделся по сторонам и извлек из внутреннего кармана висевшей на спинке стула куртки флягу.

– Ой, шо там их пиво. Я ж не дурак, горилки с собой прихватил, сам делал, – похвастался Владимир.

– Не, Владимир, я по пиву, – попытался отвертеться Максим.

– Так одно другому не мешает, – философски ответил Владимир, поймав пробегавшего официанта и заказав две литровые кружки пива для себя и Максима.

Сделав хороший глоток из фляги, он протянул ее Максиму.

– Мальцы-то у вас есть? – спросил Владимир, доедая Наташин зауэркраут.

Наталья отвернулась.

– Нет, – ответил Максим.

– Це погано, – покачал огромной головой Владимир. – Ну, ничего, вы еще молоды, глядишь, ещо будут.

Наталья вскочила со своего места и, выбежав на улицу, разрыдалась.

***

Прошло три года, как Наталья с Максимом поженились. Жизнь шла своим чередом, в их доме, как обычно, не переводились гости, часто провоцируя бурные выяснения отношений между молодоженами.

– Максим, ну сколько можно? Когда ты, наконец, повзрослеешь? – пилила мужа Наталья. – Надоел уже этот проходной двор.

– Знаешь что, – кипятился Максим, – а мне нравится так жить, это ты, генеральская дочь, привыкла в четырех стенах сидеть – ни с кем не дружить, не общаться, а я так не могу.

Самым худшим оскорблением для Натальи в устах Максима звучало словосочетание «генеральская дочь». Даже не само выражение, а то, с каким презрением и вызовом он швырял ей его в лицо, прекрасно осознавая, как ранят его слова.