Александр Горохов - Сочинения в трех книгах. Книга вторая. Роман. Повести. Рассказы

– О, мои ученые собратья, – говорил хранитель, – когда я был мальчишкой и только учился иероглифам в писчей мастерской самой низшей ступени в Ниневийской библиотеке, нас заставляли сначала раскатывать глину в плитки. Если писец делал ошибки, то старший приказывал мне эту плитку сминать руками в колобок, а затем перекатывать в новую пластину и отдавать писцам. Перед тем как смять ее, я запоминал иероглифы, написанные там. Так начиналось мое учение.

Только через два года мне стали доверять изготовление трехгранных палочек для письма.

Это только кажется, глядя на опытного писца, что писать, вдавливая палочку в глину, легко. Стоит на секунду замешкаться, и глина прилипнет к палочке или поползет вслед за ней, сдвигая и уродуя все рядом расположенные значки. Палочки для письма надо делать из очень твердого дерева, а грани должны быть под строго определенным углом, иначе ничего не получится.

– Любое, даже самое, казалось бы, простое дело требует умения, знаний, таланта, – согласился с ним Никлитий.

– Вы абсолютно правы, молодой человек, – продолжал главный библиотекарь, – а сколько сложностей потом, когда текст уже нанесен. Надо и правильно высушить плитку, и правильно обжечь, и хранить ее тоже надо правильно. Теперь молодые писцы не знают всех этих тонкостей. Одних учат писать, других обжигать, третьих раскатывать глину. Всего вместе уже не может почти никто.

– А что вы скажете о папирусе? – спросил его Андрес.

– Папирус?! – старик не то возмутился, не то переспросил. – Да разве это материал для вечности! На нем только торговые счета писать в лавках. А вы сами-то видели, как его делают из этих тростинок.

– Скажу честно, не видел, но слышал, – ответил Андрес.

– Ну-ка, ну-ка, расскажите, а я послушаю и потом скажу, обманывали вас или нет.

Андрес, незаметно подмигнув брату, как школьник перед учителем, начал рассказывать.

– Сначала стебель деревянной, а еще лучше костяной, очень узкой, острой палочкой разделяют на полоски. Чем тоньше полоска, тем лучше. Затем на столах эти полоски раскладывают и склеивают. Когда полоски склеят, а концы обрежут, сверху на этот слой наклеивают другой, в перпендикулярном первому направлении. Потом такой лист закладывают между двумя досками. На верхнюю доску кладут камень и выдерживают под прессом, пока лист не высохнет.

– Так, а чем склеивают? – спросил хранитель, почувствовав себя экзаменатором.

– Для склеивания на отмелях Нила берут со дна воду с тонким слоем ила. Им и склеивают.

– Замечательно, – старик радовался правильным и точным ответам Андреса, как своим личным успехам, – а какие столы применяют для склеивания?

– Столы специально наклоняют, чтобы избыток воды после приклеивания полосок стекал и не мешал листу склеиваться.

– Великолепно, и последнее, что хочу спросить, прессуют по одному листу?

– Нет, прессуют сразу по многу листов, по целой пачке, примерно по такой, – Андрес показал толщину, равную трем-четырем пальцам. – Потом листы высушивают и разглаживают обычно ракушками или костяными закругленными лопатками.

– Не буду спрашивать вас о сортах папируса, знаю, что вы правильно ответите. Знаю, скажете, что самый белый и качественный папирус получается из сердцевины папируса, что он самый широкий.

– А самый низкий сорт раза в два уже его и шириной примерно с ладонь, – закончил Андрес.

– Конечно, папирус проще получать, чем глиняные пластины. Легче и доступнее на нем и писать, но я его недолюбливаю. Не люблю я эти скрученные на палочках трубочки с лентами длиной во много метров, – продолжал хранитель. – Ни прочитать толком, ни переписать в одиночку невозможно. Один держать должен и читать, а другой писать. Чепуха какая-то.

– Зато писать можно проще и не только иероглифами, – сказал Андрес.

Хранитель на несколько минут задумался, потом заторопился, сослался на неотложные дела и покинул братьев, предложив им посетить его завтра.

На следующий день он восторженно рассказывал, как его после их вчерашней беседы осенило, и он за ночь придумал простой алфавит для письма. Вместо мудреных иероглифов.

– Любой мальчишка запомнит эти буквы и сможет через год учебы читать и писать ими и передавать все известные финикиянам слова, – восторженно рассказывал он Никлитию и Андресу.

Братья улыбались и радостно кивали.

– Вы абсолютно правы, надо этой азбуке учить именно детей. Когда они вырастут, то научат других и вскоре не только ученые, но и обычные смертные смогут и писать, и читать. Просто и доступно, – поддержал старика Андрес.

На следующий день на базарной площади глашатай уже объявлял приказ финикийского царя, что в обязанности главного хранителя библиотеки отныне входит обучение мальчиков, свободных граждан Финикии семи лет от роду, грамоте. А кто будет замечен в укрывательстве своих детей от обучения, того бить плетьми.

Так начиналось великое освоение алфавита.

У народов кочевых и скотоводов начинался он с буквы А – алев (бык), у земледельцев с а – алфи (ячменная мука).

Все было продумано для простого и легкого восприятия и запоминания.

И через пятьсот лет все Средиземноморье освоило эту великую премудрость. С ее помощью излагали свои мысли философы и записывали приходы и расходы торговцы. Она вошла в жизнь и стала ее неотъемлемой частью.

Светло-голубое утреннее небо с высокими, редкими облаками подчеркивало синеву моря. В Сидонском порту была обычная утренняя неразбериха. Хотя загружались и готовились к отплытию всего два сорокавесельных, округлых, как половинка скорлупы грецкого ореха, торговых судна, гул стоял невообразимый. В порт входил боевой корабль. Его узкий, вытянутый хищный корпус прошел стену, отделявшую гавань от моря и, разрезая волны, стремительно приближался к лучшему, специально для него приготовленному месту причала. Уже доносился равномерный, глухой ритм барабана, по которому сорок весел одновременно поднимались над водой и, описав в воздухе дугу, так же стремительно погружались в волны.

Корабль ожидали еще вчера вечером, но он не пришел. Военные еще до рассвета прибыли в порт. Было заметно, как они нервничали, но старались выглядеть уверенно. Уже вечером поползли слухи, будто корабль потопили пираты, обнаглевшие в последнее время настолько, что стали нападать даже на военные суда, специально направляемые для их уничтожения. И вот, слава богам, корабль входил в порт.

Никлитий и Андрес наблюдали за погрузкой торгового судна. Они все же решили добираться в Грецию морем. Старый капитан, который был одновременно и его владельцем, обещал быстрое и неутомительное путешествие.

– Не сомневайтесь, молодые люди, – говорил он, – я плавал еще с Ганноном. Знаю все бухты и заливы на побережье. Корабль мой тоже не подведет. Вот какой красавец. От любых пиратов уйдем.