Юрий Слепухин - У черты заката

– Что с вами, Херардо? – удивленно спросила она, останавливаясь перед ним. – Вы выпили лишнего? Странно, я не думала… Да и кто же пьет с утра?

– Кому нужно… тот пьет, – подмигнул Жерар, беря у нее из рук сумочку. – Будьте как дома, прошу вас. Стаканчик коньяку? Или вы предпочитаете это, как его… в-виски? Вы же американка…

– Спасибо, я ничего не хочу, – уже встревоженно сказала Беба, не сводя с него глаз. – Послушайте, Херардо, у вас какая-то неприятность?

Жерар покачал головой, скривив губы, и отмахнул свисающие на лоб волосы.

– Что вы… мадемуазель Монтеро… – пробормотал он, свалившись в кресло рядом с уставленным бутылками столиком. – Впрочем, мы же перешли на «ты», у меня совсем вылетело… Не обращай внимания.

Он неторопливо вытянул полстакана золотистой жидкости и, поморщившись, принялся задумчиво жевать ломтик лимона.

– Ты говоришь – неприятность, – усмехнулся он, выплюнув корочку. – Что ты, моя кошечка… У меня огромная удача! И я ее праздную… уже второй день. Или третий?

Беба натянуто рассмеялась и присела на край дивана.

– Я за тебя рада, Херардо… если у тебя и в самом деле удача. Но только мне кажется… Херардо, может быть, тебе хватит? – робко спросила она, когда он опять взялся за бутылку.

– Чеп-пуха… нонсенс, как говорит Аллан. Сейчас мы выпьем вместе – за мою колоссальную удачу… Рекомендую, Беба, – настоящий «кордон блё»… лучший из французских коньяков. Пр-рошу!

– Нет, Херардо, я же сказала…

– Мадемуазель… – Жерар прикрыл глаза и поклонился, едва не свалившись с кресла. – Не смею настаивать. Ваше драгоценное здоровье…

– Спасибо, – прошептала Беба, глядя на него уже со страхом.

Жерар выпил и трясущимися пальцами разорвал пополам кружок лимона.

– Итак, у меня удача. Ты не хочешь меня поздравить? Ну да, ты же еще не знаешь, в чем дело…

Он покачал головой, жуя лимон.

– Дело в том, что я теперь богат… как сорок тысяч крезов. А это главное в жизни, не так ли? – Ты купила себе шубку?

– Нет еще…

– И не надо. Через месяц я куплю тебе горностаевую мантию. Знаешь, такую, с хвостиками. – Он клюнул носом и повертел в воздухе пальцами, по-видимому желая изобразить хвостики горностаев. – Устраивает тебя?

– Да, – растерянно улыбнулась Беба, стараясь попасть ему в тон. – То есть, я не знаю, в ней, пожалуй, неудобно ходить? Будет путаться в ногах, она ведь длинная.

– Укоротишь – по моде, – решительно сказал Жерар. – Да, так что я хотел…

Он на минуту прикрыл глаза, и Беба похолодела: его мертвенно-бледное лицо с трехдневной рыжеватой щетиной на щеках вдруг представилось ей мертвой маской.

– Херардо! – вскрикнула она испуганно. – Тебе нехорошо?

– Нет, напротив, – пробормотал он, с усилием открывая налитые кровью глаза. – Что ты… Я же тебе сказал – мои дела идут просто замечательно… как никогда.

– Конечно, Херардо, я верю. Приготовить тебе крепкого кофе?

Жерар что-то промычал, отрицательно мотнув головой.

– Никуда не ходи, – сказал он спустя минуту. – Нам нужно.., поговорить.

– Да, я слушаю…

– Ты рада, что у меня… есть теперь деньги?

– Я думаю, они были у тебя всегда. – Беба пожала плечами. – Но вообще я за тебя рада, конечно.

– Вот именно. Нет, раньше их у меня не было… Но теперь есть. Понимаешь? Это самое главное… Ты согласна, что в жизни самое главное это деньги?

Беба чувствовала себя совсем неловко. По сути дела, нужно было уйти, но ей страшно было оставить Херардо одного в таком состоянии. Нужно обязательно напоить его черным кофе, и побольше… Но что с ним случилось?

– Да… я не знаю, – растерянно ответила она, когда Жерар с упорством пьяного повторил свой вопрос. – Конечно, без денег нельзя жить, Херардо… А насчет того, что в жизни главное, я просто никогда не думала. Но я подумаю, если ты хочешь.

– Н-не нужно… Об этом уже думали без тебя. Главное – это деньги. Понимаешь – день-ги! На моем языке это называется l'argent, на языке Аллана – money. Time is money! Ты говоришь по-английски?

– Нет, Херардо…

– И не надо. Запомни только одно слово – money. Деньги! Это главное, Беба, а все остальное… всякие такие штуки, как мораль… – Жерар покривился и пальцем прочертил в воздухе большой крест, – …все это чушь, мы живем в двадцатом столетии… и в наши дни Фортуна отдается реалистам – тем, у кого набиты карманы. Видишь, Беба, даже богиня Фортуна и та отдается за деньги, как… впрочем, как все мы. Ты ведь не станешь этого отрицать?

– Прости, я не совсем поняла, – пробормотала Беба.

– Ладно, поясню…

Он снова налил себе коньяку и выпил, и снова закусил лимоном, сжевав его на этот раз вместе с кожурой.

– Слушай меня, Беба. Пятьдесят тысяч пиастров для тебя большие деньги?

– Пятьдесят тысяч песо? О, конечно, громадные…

– Не правда ли? А если я предложу их тебе только за то, чтобы ты сегодня провела ночь у меня в спальне?

Беба уставилась на него большими глазами, медленно заливаясь краской.

– Что за шутки, Херардо?.. Разве я дала повод?..

– А я вовсе не расположен шутить, моя мышка, – с усилием выговаривая слова, заявил Жерар. – Это серьезнее, чем вы думаете, мадемуазель…

– Ах вот как, – тихо сказала Беба и вдруг вскочила с дивана. – Вот как! Так вот, значит, для чего вы мне дали те деньги! В таком случае вы слишком рано проговорились, мой сеньор! – крикнула она, направляясь к двери.

Жерар, вскочив с места с неожиданным для пьяного проворством, настиг ее и крепко схватил за руки:

– Постой, Беба…

Беба отшатнулась, пытаясь высвободиться.

– Пустите меня, слышите! Вы что – хотите, чтобы я закричала?

– Выслушай, что я тебе скажу…

– Мне нечего вас слушать. Пустите!

Она вырвалась вдруг таким резким движением, что Жерар потерял равновесие и снова схватился за нее, чтобы не упасть. Беба размахнулась и звонко ударила его по щеке. Мгновенно протрезвев, Жерар отступил на шаг, глядя на нее остановившимися глазами.

– Как вам не стыдно! – крикнула она с отчаянием. – Как вам только не стыдно! Я еще думала, что… – голос ее задрожал и прервался, – что вы совсем не такой, как все эти… Господи, что вы наделали, Херардо!

Она расплакалась навзрыд, закрыв лицо руками. Жерар отошел к своему креслу, сел, опустив голову. Плакала Беба долго, он молчал. Постепенно она начала успокаиваться.

– Пойдите приведите в порядок лицо, нельзя так выходить, – сказал он негромко, когда она, всхлипывая, взяла со стола свою сумочку. Беба послушалась, ушла в ванную. Жерар, проводив ее взглядом, взял трубку и трясущимися пальцами стал набивать, рассыпая табак себе на колени.

Через несколько минут Беба вернулась – с восстановленной косметикой и в солнцезащитных очках.

– Деньги я вам верну по почте, – не глядя на Жерара, сказала она, уже взявшись за ручку двери. – Сегодня же!