Светлана Осипова - Сквозь радость встреч и боль от ран

Пока мы искали вола, телятницы увели телят на прогулку и заперли каморку, где стоят фляги с водой и молоком. Пекло солнце, мы хотели пить и есть, нас ели слепни. В отчаянии поём сочиненный накануне куплет:

Пить, пить, пить, пить, не осталось ни глотка.

Зной, зной, зной, зной, а работа не легка.

Только пыль, пыль, пыль от любого ветерка,

Так ведь работать нельзя студентам,

Пить, пить, пить.

Во время нашего концерта к телятникам подъехал начальский газик с неизвестным нам начальством. Он, покосившись на нас, пошёл к заветной каморке с молоком. На него, очевидно, тоже подействовало солнце и отсутствие молока. Да ещё мы всё это видим и поём явно не лирические песни. Он подошёл, стал ругать московских белоручек, которые развалились и прохлаждаются . . . Тут мы совсем обозлились и высказали ему все наши проблемы и с волом, и с раствором, который никто не сказал как составлять, и с несчастной соломой, и, ладно еды, воды целый день нет (мы, конечно, могли привезти, но ведь здесь она есть, кто ж знал, что телятницы её запрут вместе с молоком!). Мы нечаянно напомнили ему о его собственной неудаче с молоком. Он сменил тон.

– Да, навозом надо мазать, немного глины добавить, и никакой соломы не понадобится. Сами могли догадаться! (?) Вот претензии предъявлять всякий может, а сели бы на моё место! . . .

Но мы его места не знали, поэтому сочувствия не выразили. С тем неизвестный начальник и удалился.

За день этого вынужденного простоя ребята укрепили ворота загона, чтобы вол не мог слишком свободно пользоваться своим временем и пространством.

Не без внутреннего протеста, но мы поняли, что выбора у нас нет, надо обмазывать навозом. Этого добра в телятниках было с избытком. Приехав на центральную усадьбу, мы снова затребовали мастерки: мазать навоз руками нам хотелось ещё меньше. Но инструмента просто не было. Нам ответили: сказали бы спасибо, что месить раствор будет вол. Ещё раз уверили в его мирном характере:

– Да, что вы! Вы не бойтесь, он смирный, берите его за рога и тащите в яму.

Но мы уже кое-что про вола знали сами.

На следующий день вол вернулся. Он был умиротворён и спокоен. Безропотно подвёз навоз к яме. А вот лезть в яму мягко, но настойчиво отказался. Мы пытаемся заманить его куском хлеба, угрозами, просьбами, лёгкими физическими воздействиями. Наконец, он нас послушался, неторопливо вошёл в яму и зачавкал по раствору. Проделав один круг, вол задумался. Пошёл снова, не оставив, однако, своих раздумий. Сделав второй круг, он, очевидно, успел всё обдумать, и спокойно стал выбираться из ямы. Мы убеждаем его, что в жизни бывают трудности, нельзя выбирать лёгкий путь. Но у него были другие представления о жизни. Преодолевать наши трудности он предоставил нам самим.

Тут мы вспомнили данное нам напутствие, что он смирный, что его нужно смело брать за рога, и он будет послушен. Юра смело хватает вола за рога, пытается повернуть назад, в сторону ямы. Вол внимательно обвел нас глазами, решительно, с чувством собственного достоинства качнул крутыми рогами, отчего Юрка отлетел куда-то в сторону. Ещё раз, качнув рогами из стороны в сторону, с высоты своего могущества выразительно обводит нас глазами, останавливая взгляд на каждом, кто стоит у него на пути. Мы невольно расступаемся, и вол величественно удаляется в степь. Несколько мгновений мы осмысливаем происшедшее. И наше ближайшее будущее. Приняв неизбежное, засучиваем шаровары, влезаем по колено в будущий раствор, и начинаем преодолевать трудности. Самым трудным оказалась борьба со слепнями и мухами: шлепать навозными руками по всем частям тела очень не хочется. Мы пытаемся согнать злодеев подергиваниями, помахиваниями и подрыгиваниями. Но кровопийцы безжалостны.

В конце трудового дня мы старательно вымыли руки в ручейке. Но запах навоза не пропал и, когда мы подъезжаем к палатке, все дружно от нас отступают. Из всех запасов собираем самые ядовитые и пахучие сорта мыла. Воды в озере – в избытке. Смешиваясь с земляничным, дегтярным и цветочным мылом, запах навоза создаёт неповторимый аромат.

В качестве то ли подарка, то ли компенсации за навозные страдания, мне вручили толстенный пакет Нинкиного письма.

Коротенькое письмо для всех:

″Разрешите мне, дорогие товарищи, от имени и по поручению оторвавшейся части группы, от имени ″лентяев и белоручек″ приветствовать в вашем лице передовых комсомольцев, юных патриотов, погубителей целинного урожая!

Девчонки, дорогие, чёрт вас возьми, никогда не думала, что могу так соскучиться по группе! . . .

Я знаю, что вам очень хочется узнать про Фестиваль. Я об этом пишу Светке, она вам прочтёт то, что относится к фестивалю из своего письма.

Надеюсь, что вы мне через Светку хоть привет передадите, а на пару слов, по правде говоря, не надеюсь, вы ведь так заняты.

Ну, желаю вам побольше денег заработать, чтобы возместить себе трудовое лето. Вы там только живите подружнее, не ругайтесь, будьте умниками.

Вы знаете, у меня как-то нехорошо на сердце – вы на целине. А я здесь, в Москве. . . . Ну как-нибудь постараюсь искупить свою вину в ваших глазах.

Ещё раз всех вас целую, обнимаю (если вы, конечно, не возражаете, поскольку теперь вы стали сильными, стройными, загорелыми).″

Огромное, на 12 страницах послание мне, включающее личные наши дела и описание фестивальных будней.

Из письма Нины:

″Светуха! Очень обрадовалась твоему посланию. Мне кажется, что ты от меня где-то далеко, далеко, за тридевять земель и теплится самоуверенная надежда, что ты без меня немного скучаешь. Теперь о Фестивале.

Накануне пошёл дождь. Но в день открытия погода была люкс! Шествие началось у нас, у ВСХВ. На стадион билеты, разумеется, именные. Т.к. не знали, что будет хорошая погода, шествие по Пироговской улице отменили, весь маршрут был на открытых грузовиках. По всему следованию машин стояли тысячи и ″мульёны″ людей. Старухи и младенцы, люди в шляпах и кепках, ожиревшие дяденьки и стройные юноши. Женского полу, как всегда, вагон и маленькая тележка. Трамваи у нас перестали ходить с 10 часов. Люди поехали раньше и стояли до 12! Народу было очень много. Люди сидели на крышах, на высоте 8 – 10 этажей, на водосточных трубах (где они есть), на карнизах и пр. Лезли на деревья, приставляли лестницы к фонарным столбам и лезли, невзирая на треск! Да, Славка (Славка Казаринов, тоже спортсмен, мастер спорта по штанге, тоже оставлен защищать чью-то честь) рассказывал, что очень много народу сидело на крыше Щербаковского универмага. Так много, что крыша провалилась совсем рядом со Славкой. Его товарищи неожиданно очутились в обществе дамской галантереи и продавщиц, лежащих от испуга без сознания. А также, нескольких покупателей, лежащих, но уже без целых рук и ног. Ребята остались целы, вызвали скорую помощь.