Екатерина Воронцова - Мой адрес Советский Союз

– Ну щас-то, погляди-ка, Лиза, каждую ресничку отдельно видно, куда уж лучше-то.

Под шумок я настояла, и купили по дешёвке ещё шифоньер, комод и диван. Одна молодая семья уезжала в Нижний Тагил, у них и купили. Из зала вынесли огромную старинную лавку, стоявшую вдоль стены. На её место поставили диван и шифоньер. Напротив дивана поставили комод, а на него – телевизор. Был год тысяча девятьсот шестьдесят седьмой. Теперь я себя чувствовала девушкой из приличной семьи, и чувство это было очень приятным.

Моё удовольствие от жизни подпортил Борис. Однажды мы с ним вскапывали грядки в огороде и разговаривали «за жизнь». Я рассказывала, что нынче вступила в комсомол, что меня даже на месяц раньше срока приняли.

– А вот на што ты в комсомол вступила?

– Как на што? Чтобы быть в центре жизни. Я же не таракан запечный – сидеть и ничем не интересоваться.

– Да чё он тебе даст, этот комсомол? Вот вы взносы сдаёте?

– Ну сдаём.

– Вот для этого вас, дураков, в комсомол-то и заманивают. Начальники в дома отдыха ездят на ваши взносы, а дети их – в пионерлагеря.

– Чё болтаешь-то?

– Чё болтаю? У вас в школе практика была?

– Ну была.

– И чё вы делали?

– В школьном саду работали.

– Ага. А кто потом ягодки собирает в этом саду?

– Не знаю.

– Дура ты, Катька! Ты вот тут ворочаешь лопатой, как мужик, да ещё и радуешься, что тебе взносы позволяют платить. А ты в пионерлагере была хоть раз?

– Нет, не была.

– Ну ты копай глубже, кидай дальше! А в лагерь за тебя съездят, не переживай! И ягоды соберут!

Ответить мне было нечего. Настроение как-то завяло. Я впервые задумалась, а так ли уж хорошо я живу, как мне рассказывают.

К этому времени папа начал сильно пить. Дома разгорались нешуточные скандалы. В такие периоды дома было не только скандально, но и грязно. Папа, как взбунтовавшийся школьник, вёл себя вызывающе. Ходил в грязных сапогах, курил махорку без вытяжки, всё разбрасывал.

В один из таких дней, летом, когда учёба уже закончилась, перед нашим домом остановился «запорожец». Я выглянула в окно и увидела, как из него выходит Людмила Николаевна – моя учительница по литературе. Боже мой! Принимать её в такой грязи?! Стыд-то какой! Я пулей выскочила из дома и юркнула в огород. Пришла домой только вечером. Мама сообщила мне:

– Приезжала с Июльска учительница твоя. Ты чё спряталась-то? Она говорит, видела, как ты в окошко выглядывала.

– Ничего я не выглядывала, я на угорах была.

– Ну, в общем, она велела передать, что самых лучших учеников из школы в Москву повезут. Ты тоже есть в этом списке.

– Не поеду я.

– Как это ты не поедешь? Ты што, Кать? Москву тебе покажут бесплатно, расскажут всё! Поезжай, Катенька. А если тебе стыдно, что дома грязно было, дак ты на это не смотри. Учительница твоя, наверно, ещё и не такое видала. Уж не самые же мы плохие.

Съездить в Москву!.. Это было что-то из области нереального, недосягаемого, но такого притягательного, что я, конечно, согласилась. Собирали меня всей семьёй целую неделю. Старшая сестра Зоя дала свой парадный костюм, который, на удивление всем, оказался мне впору. Папа освободил от лекарств небольшой, почти новый чемоданчик. Чемодан помыли, просушили на солнышке, но запах лекарств всё равно остался. Купили новую зубную щётку, мыльницу, полотенце.

И вот мы, пятнадцать учеников со всех классов и три учителя, в поезде. Москва!.. Это было то же самое, что рай. Здесь не может быть ничего обыкновенного. Я опускала ногу на перрон с большим трепетом. Москва действительно меня не разочаровала. С утра до вечера нас возили на экскурсии, бесплатно кормили. Тогда я впервые побывала в мавзолее, посмотрела на самого Ленина! Поразила очередь к мавзолею. Мы занимали очередь рано утром в Александровском саду, у Вечного огня, а потом медленно шли через всю Красную площадь. Очередь была шириной в три-четыре человека.

И вот я дома! Все собрались, все спрашивают, что да как. Не помню, на какие подарочки я смогла выделить деньги из тех десяти рублей, которые мне дали перед поездкой, но самыми драгоценными были два небольших кусочка голубой ели, которые я отщипнула около Кремля. Один рассказ поразил маму с папой. Нас возили на экскурсию в Троице-Сергиеву лавру. Там, в самом большом зале, нам дали какое-то время на самостоятельный осмотр. Я впервые в жизни видела такую красоту и великолепие. Я смотрела на всё это, в буквальном смысле раскрыв рот. И тут ко мне подошла какая-то монашка и сказала:

– Что, нравится?

– Да… Очень!

– Катя! Давай к выходу, мы уже собираемся!

– Дитя к Богу тянется, что ж вы ему не даёте? Пойдём, я тебе ещё покажу.

Женщина повела меня вперёд, мы поднялись на небольшое возвышение и зашли за дверцу. Там был иконостас во всём его великолепии. Я не могла оторвать глаз. Но учителя прислали за мной кого-то, и я ушла. На обратном пути в Москву все подшучивали надо мной: уж не в монашки ли я собралась? Когда я рассказала об этом дома, мама с папой оба были в одинаковом недоумении:

– Дак чё это, она тебя прямо в двери провела?!

– Ну да.

– Дак ведь это Царские врата, если ты всё правильно рассказываешь. Туда ведь женщин вообще не допускают…

Родители смотрели на меня одинаково озадаченно и с каким-то уважением.

После, когда я была уже взрослая и сама приезжала в Сергиев Посад, я поняла, что Царские врата в этой церкви находятся за тем иконостасом, который мне тогда показала монахиня.

Николай закончил техникум, приехал работать в колхоз, но мира у мамы с Ниной не было. В конце концов Нина уговорила Николая переехать жить к ней в деревню. Это было далеко от Болгур, мама страшно расстраивалась, плакала, уговаривала, но они уехали.

Мы с Людкой пришли из клуба и устраивались спать на кровати, которая стояла около печи. С самого раннего детства мы с ней спали вместе. Вспоминали интересные моменты из просмотренного кино, просто хихикали. Наконец угомонились. И в это время увидели, как шар величиной с футбольный мяч, светящийся, как бенгальский огонь, летит мимо окон. Пролетев два восточных окна, он обогнул избу, пролетел три окна, выходящие на улицу, снова повернул и исчез во дворе. Мы с Людкой завизжали во все лёгкие, ужас неизвестного обуял нас и почти парализовал. Мы, не сговариваясь, вскочили и полезли к маме на печь.

– Чё там, чё вы так кричите?

– Там какой-то шар светящийся пролетел вокруг всей избы!

– Куда он делся?

– В ограду сел.

Мама обняла нас, укрыла своим одеялом:

– Не бойтесь, это огненный. Он ко мне прилетает. Он уж был один раз.

– Што за огненный, мам?

– Тоскую я по Николаю сильно, не могу успокоиться. Вот нечистик-то и повадился. Не бойтесь, схожу в церковь, исповедуюсь, свечку поставлю.