Ирина Подойницына - Дневник одного директора

Вернемся к спектаклям 1994-1995 годов. 24 декабря 1994 года состоялась долгожданная премьера сказки «Волшебная лампа Алладина», того самого спектакля со скандальными репетициями. Читаем: «Начали каникулы с новой сказки «Лампа Алладина». Выступил перед детьми, тепло, по-дедовски! Дети пришли, полный театр. Так бы было на вечерние спектакли! А вчера было человек пятьдесят!». И приписка: «Вчера вечером был разговор с Президентом РС(Я), а днем – с Олегом Павловичем Табаковым о студии-табакерке в Якутске на постоянной основе». Забегая вперед, отмечу, что Школа-Студия МХАТ была открыта в Якутске, на базе Русского драмтеатра и успешно работала долгие годы, воспитывая молодую поросль лицедеев, работает и сейчас. Выпускные спектакли Школы-Студии МХАТ из Якутска даже становились лауреатами фестивалей дипломных спектаклей театральных школ России, к примеру, мистический триллер «За закрытыми дверями» Жана-Поля Сартра.

Хочется рассказать еще об одном значимом спектакле того времени. В дневниках об этом сказано скуповато, но на самом деле это было важное событие в театральном мире. Между прочим, творческих постановок в тот театральный сезон было сделано немало: это премьера спектаклей «Комедия ошибок», «Дядя Ваня», «Женитьба Фигаро», «Пигмалион» и другие. За «Дядю Ваню» А. Чехова директора, тоже по жизни дядю Ваню похвалил Министр культуры и духовного развития РС(Я).

И все-таки скажу несколько слов о неправомерно забытом ныне спектакле-трагедии «Сибирское лето». В дневнике содержится такая запись: «15.09.1995 года. Празднование 75-летия театра. Читка пьесы господина Райса Кевина». И еще: 76-й театральный сезон директор начал, выйдя с внуком Иваном на сцену и закончив грандиозный ремонт в театре. Читаем: «9 октября 1995 года Кевин провел репетицию». Пока в этом дневнике все о Кевине, стоит, наверное, поискать другие источники информации, другие записи нашего уважаемого «писателя».

Итак, о Кевине и его театральном детище. Это был режиссер из Бостона, США. Он написал пьесу о любви американца, который приезжает работать в Россию, в Сибирь и девушки с тюркскими корнями, в нашем случае это была якутка. Они проводят вместе отличное лето, много говорят о культурах Запада и Востока, о их сочетании-несочетании, о том, может ли западный человек жить на Востоке, и наоборот. Зрители, конечно, пребывали в заинтересованности, поженятся ли американец и якутка, найдут ли они общий язык. Пьеса кончается, на мой взгляд, скучновато и не оправдывает надежд зрителей на оригинальный выход из ситуации: мужчина и женщина разъезжаются по домам, решив, что каждому нужно жить на своей родине. К этому их приводит цепочка философских и публицистических рассуждений, которые они ведут со своими друзьями по ходу всей пьесы. «Эффекта Чио-Чио-сан» – страстной любви между людьми из двух миров – не случается. Между героями пьесы любовь, конечно, была, но спокойная, рассудительная, какая-то уж чересчур интеллигенствующая.

Я была знакома с Кевином Райсом. Мы долго говорили с ним о театре, на русско-английском наречии в гостеприимном кабинете директора. И, между прочим, попивали коньячок, иногда. Кевин сообщил, что в Бостоне его пьеса идет с успехом. Растолковывал, что американцам нравится Восток, больше того – у них процветает культ Востока. Он выбрал Якутию, потому что о любви американцев к японским и вьетнамским девушкам уже написали, до него, например, Грэм Грин. Кевин много читал и искренне интересовался Россией. Еще раз мы с ним встретились дома у директора. На встрече были Кевин со своей женой и другом, я, директор и его супруга. Иван Иванович продемонстрировал свой бар, в котором стояли бутылки с алкоголем со всего света, и огромное количество сигарет. Иван Иванович с удовольствием рассказывал, где и по какому поводу он приобрел ту или иную бутылку. Мы пили, курили, отдыхали и болтали совершенно свободно об американском и российском образе жизни. Никто никого не сдерживал в оценках. Например, Кевин со смехом рассказывал, что расплачивается в якутских такси долларами и таксисты, увидев хрустящие зелененькие баксы, готовы куда угодно отвезти его, лишь бы получить хороший куш, а некоторые даже согласны всего на один доллар. Мы не обиделись на нашего американского друга, потому что он был прав – доллар имел магическую силу, тем более в нашем захолустье. Мы и сами стали подкалывать американцев, нашли у них много отрицательных черт. Скажем, то, что они ругают китайцев, а сами носят все китайское.

Потом Иван Иванович достал альбом и стал демонстрировать свои монохромные фотографии конца пятидесятых годов, когда он был в Америке. Одно фото было очень смешным. Вся компания с удовольствием его разглядывала. На нем молодой Иван Иванович (ему в ту пору было примерно 30 лет), в стильном костюме, тонком галстуке в горизонтальную полоску и с густой шевелюрой великолепных волос стоял на приличном расстоянии от американца и дрожащей рукой, страшно боясь подвоха жал ему руку. Это был Бостон конца пятидесятых годов. Американец увидел на улице русского и решил пожать ему руку. Русский был красив и хорошо одет, посланник социалистического мира выглядел вполне презентабельно. Американец подошел к нему с наилучшими намерениями, но русский, не веря в то, что такое в принципе возможно в стране «загнивающего капитализма», рванул от него бежать. Американец побежал за туристом. Члены группы стали кричать, чтоб Иван Иванович остановился – сколько же можно бегать вокруг гостиницы – и совершил подвиг дружелюбия, протянув руку американскому гражданину. А то как-то неудобно, ведь все-таки в гостях… Иван Иванович остановился и протянул руку американцу, потную и трясущуюся. Русский даже не смог изобразить подобие улыбки – он боялся. Американец же улыбался, широко и открыто. Но надо учесть, что перед поездкой в США нашим туристам дали четкие инструкции: ни в коем случае не общаться с иностранцами, они будут провоцировать, захотят все выставить в невыгодном свете. Они будут улыбаться, но за пазухой у них будет лежать бомба. Даже Никита Сергеевич Хрущев, который прилетел в пятидесятые годы в Америку вел себя осторожно. Что уж говорить о молодом человеке с провинции? И вот теперь, в 1995 году бостонцы сами приехали к нам, в Россию, мы пьем с ними коньяк и говорим о том, как много между нами общего.

Спектакль «Сибирское лето» был поставлен на сцене Русского драмтеатра, аншлага не было, но люди приняли его приветливо. В прессе о детище иностранного режиссера писали хорошо и много. Но по непонятным для меня причинам на следующий театральный сезон в репертуар Русского драмтеатра «Сибирское лето» не включили. Кевин Райс, хотя и вернулся в США, завернув по пути на озеро Байкал, о котором всегда мечтал, но продолжал на родине постоянно думать о России. Когда в середине нулевых я нашла на сайте его пьесу «Обломов в Нью-Йорке», я даже не удивилась. Я знала, что Кевин всегда был увлечен парадоксами русской души и всегда хотел «столкнуть» в творческом пространстве русский и американский менталитеты, на сей раз это была русская обломовщина и американский практицизм.