Ирина Севрюгина - Убей мужа! «Греховными пороки бывают не токмо в деяниях, но и в помыслах». Библия

Всё произошло так быстро! Гриша хватает мужика за шиворот и пинком придаёт ему ускорение вниз. Но ударить меня по лицу тот алкаш всё-таки успел. Это была моя первая плата по векселям за сделку с дьяволом, которую я некоторое время назад опрометчиво заключила.

Кто бы мог подумать, что мой невинный флирт с дьяволом повлечёт за собой целую череду драматических событий. А это был, конечно же, невинный флирт: я тогда ещё любила своего мужа, брачные узы для меня священны, и ни о каких любовниках я никогда и не помышляла. Так воспитала меня моя мама – «ангел чистой красоты». Я и вообразить не могла, что мои эротические фантазии мне впоследствии будут стоить так дорого: всего, что я имела и чем гордилась, – семьи.

В тот злосчастный вечер, о котором я рассказываю, мы с сыном долгих пять часов переговаривались через дверь, пока не пришёл отец и не вызвал пожарных, которых я почему-то вызвать не догадалась. Сын в компании друзей чувствовал себя нормально, слава Богу: то докладывал мне обстановку, как с линии фронта, то замолкал, чем-то увлекаясь на горе мне, беспомощно метавшейся от запертой двери к соседскому телефону. Я названивала всем подряд в поисках мужа, в бессилии заламывая руки. И только под самый конец «добровольного» заточения сына, перед тем, как пожарные вошли в открытую и зимой не закрывающуюся балконную дверь нашей тёплой квартиры на пятом этаже, ребёнок громко заревел, как испорченный водопроводный кран. По всей видимости, от одиночества и небольшого пореза на пальце лезвием бритвы, которую он в минуты затишья, так пугавшие меня, откопал-таки в шкафу, он наконец-то разрыдался. Его отец «спустил» на меня по обыкновению всех собак; я всегда у него была виновата во всех смертных грехах. Может, потому я и пожелала согрешить, пусть хоть только в мысля, но согрешить, что подсознательно была готова подтвердить статус во всём виноватой.

Итак, время медленно шло, и я медленно, но всё же выздоравливала, наверное, от лекарств, расписанных почти на год по убывающей, а может, ещё по какой-то неведомой причине, что нередко бывает с моим диагнозом, по данным медицинской энциклопедии. В общем, вскоре болезнь отступила.

Сын рос и по-прежнему радовал всё окружение, в котором равнодушных к нему не было: и я, и папа, и бабушка Аля, и подружка Дарья – все в нём души не чаяли. Надо сказать, бабушка Аля с того момента, когда увидела внука впервые и не удержалась от высказывания о своём первом впечатлении, как всегда, безапелляционном без всяких там благородных деликатностей, которыми не обременяла себя по простоте душевной никогда, изменила своё мнение относительно его гуманоидности. У порога роддома она усомнилась было в земном происхождении внука, но теперь становилось всё яснее и яснее с каждым годом, что похож-то ребёнок именно на неё – красивую яркую казачку, кровь с молоком: те же карие глаза, брови вразлёт, та же походка, ну, то есть один в один бабушка Аля. Моего же – ничего, как будто и не я рожала. Вот такой подарок получился для «любимой» свекрови от «ненавистной» невестки. Может, она и не ненавидит меня, кто знает, просто на клеточном уровне инстинктивно всегда соперничает со мной.

Очень активная, с энергией, бьющей ключом, она неустанно приезжала к нам с полными сумками продуктов, охая под их тяжестью, вместо того чтобы заставить своего сына их хотя бы таскать. А у сына её работа не клеилась: «звездой» он так и не стал, хотя и был на подходе, казалось, подавая надежды. Но, лишь глотнув каплю успеха на гребне перестройки при Горбачёве, когда у него была своя рок-группа, он в девяностых впал в полное забвение и безвестность. Наши с ним песни вполне претендовали, по мнению многих, на то, чтобы быть в хитах. Мы однажды в конкурсе на лучшую песню на радио из десяти исполнителей заняли второе место.

Но не потому ли у него не «зазвездилось», что он пил с грузчиками и орал на каждом перекрёстке, что он «супер стар!»? В общем, удержаться на вершине Парнаса, куда он как будто бы уже взобрался, ему не удалось, как это часто бывает с любителями выпить и задрать нос от важности. Наверное, потому, что у горы Парнас – пристанища муз – двуглавая вершина, а значит, по определению любое искусство может быть только коллективным, и от него, коллектива, отрываться не стоит, как той известной птичке, которая в одиночестве не долетела до вершины горы.

Да и времена наступили суровые – эпоха дикого бандитского капитализма, зародившегося в России с приходом к власти Ельцина, объявившего: «Берите демократии столько, сколько сможете унести!» Многие поняли это как «Бери всё, что плохо лежит!» И начался такой беспредел, когда человек человеку волк, алчный, хищный, выгрызающий для себя кусок пожирнее, как в последний раз, по законам джунглей, не считаясь ни с кем и ни с чем, заботясь лишь о своей наживе, теряя при этом друзей, родных и близких. Распадались семьи, как карточные домики. Не минула и нас сия участь – всё к этому шло.

Как-то раз во время очередной ссоры (а возникали они уже тогда в нашем доме всё чаще и чаще на почве ставшего хроническим безденежья) я возмущённо заявила мужу, страдающему манией величия, а потому сидевшему дома в позе незаслуженно непризнанного таланта перед телевизором:

– Дорогой, что же получается? Ты сидишь на заднице с утра до ночи, а я кручусь по хозяйству все двадцать четыре часа в сутки?! Выходит, муж барин, а жена батрачка?

На что он мне отвечает откровенно и исчерпывающе:

– Да, ты никто и ничто и зовут тебя никак. Это я собирал стадионы, я «звезда», а ты ни при чём!

Я так и рухнула как подкошенная. Стадионы – это он, конечно, загнул! Воспалённое самомнение его так разбушевалось, что он и забыл, что я-то знаю всё о стадионах, где его группа всегда участвовала в «сборных концертах», то есть номером на разогреве перед выступлением какой-нибудь известной группы. Это сейчас я бы никак не отреагировала, а то и просто посмеялась бы над ним. А тогда это был нож в спину. Я (скажу без ложной скромности), соавтор этой группы, а теперь ещё и мать его ребёнка, оказывается, ни при чём?

Это было, по меньшей мере, несправедливо. Я уставала так, что и не передать, поспевая, как медоносная пчела, и убрать, и постирать, и приготовить завтрак-обед-ужин, и кота с собакой покормить, и в магазин сходить, и погулять с ребёнком и собакой два раза в день. И «Лего» надо было помочь сыну собрать, и книжки ему почитать. А когда была жива бабушка Маруся, я вообще зашивалась: бабушка падала всякий раз, когда вставала с постели, так у неё кружилась голова; и днём, и ночью раздавался грохот за стенкой, и надо было бежать и поднимать её, тяжеленную. И перестирывать без конца её нижнее и постельное бельё ничуть не в меньших количествах, чем ползунки с пелёнками ребёнка (памперсов ведь ещё не было). И всё это я проделывала абсолютно одна, а муж со свекровью только фыркали с порога: «Фу, какая вонь!»