Николай Федорченко - Вольный стрелок

Виктор убрал поддерживающую голову руку и снова лёг на спину.

– В многомировой интерпретации квантовой механики, которая не считает подобные процессы чем-то особенным, оба состояния кота существуют, не смешиваясь. Ведь когда наблюдатель открывает ящик, он запутывается с котом, и от этого образуются два соответствующих живому или мёртвому коту состояния самого наблюдателя, которые не взаимодействуют друг с другом… Проще говоря, когда ящик открывается, то происходит квантовый выбор, и наша вселенная расщепляется на две. В одной из них наблюдатель смотрит в ящик с мёртвым котом, а в другой – наблюдатель видит живого кота. Два этих параллельных мира со скоростью света разлетаются в разные стороны. И так при каждом квантовом выборе. Понял?

Кольченко повернул голову в сторону притихшего Казачёнка. Тот, убаюканный его монотонным голосом, спал безмятежным сном младенца.

«Значит, не понял… – улыбнувшись, подумал Максим. – Спи, братан! Ты не одинок, Нильс Бор в своё время этого тоже не смог понять…»

Под негромкие всхрапы генерала Максима неожиданно посетила мысль о том, что их взгляды на жизнь, практически идентичные в молодости, за прошедшие годы подверглись весьма существенной трансформации, а по некоторым вопросам вообще разошлись весьма кардинально. И Виктор, и он сам сильно изменились, а во многом так и просто стали совсем другими. Как поменялось их отношение к чужой смерти! Когда-то в Афгане ради спасения жизни солдата они, не задумываясь, шли на любой риск и по каждому убитому горевали, как по родному, а сегодняшние потери были ими восприняты равнодушно, как нечто совершенно обыденное. Не более того.

«Пятеро „двухсотыхˮ, семнадцать „трёхсотыхˮ», – вспомнились ему слова, безучастно произнесённые Виктором.

Генерал, скорее всего, за долгие годы службы попросту успел свыкнуться с частой гибелью подчинённых и стал воспринимать потери как нечто неизбежное. Да и самому Кольченко погибшие сегодня, совсем незнакомые ему люди были абсолютно безразличны. Ведь, добровольно соглашаясь ехать на эту войну, все они прекрасно понимали, на что идут. Да, впрочем, какая это война? Так, очередная межмусульманская свара…

По большому счёту, это – мало кому нужная и при этом весьма запутанная геополитическая игра с расширенным составом враждующих сторон, необходимая для поддержания непомерных амбиций взрослых дядей, не наигравшихся в детстве в солдатиков.

Для одних происходящее в Сирии – не более чем полигон для безнаказанного бомбометания, место, где можно совершенно безопасно для себя потренироваться в нанесении ракетных ударов по реальным целям, плацдарм для создания и проверки боем частных военных компаний.

Для других, привыкших со времён Исламской революции в Иране и афганского конфликта находиться в непрерывном столкновении с цивилизацией, – обыденная форма существования, один из способов выживания.

Для третьих – возможность обезопасить собственные границы либо же под шумок, пользуясь благоприятной ситуацией, расширить их. Непаханое поле для творчества разнообразных конспирологов и сторонников теории различных заговоров!

Легендарная страна Шам, Хеттское царство, Ассирия… Всё это – Сирия. На протяжении последних семи тысяч лет эти государства то исчезали с лица земли, то возрождались вновь. Древнейшие города мира – Эбла, Пальмира, Дамаск… Чего только не повидали они за свою долгую историю!

Тут и сама Библия подливает масла в огонь… Может, неспроста Ветхий Завет считает эту точку земного шара местом, откуда вышел весь род людской? Ведь, согласно библейским пророчествам, именно здесь, в Сирии, история человечества и закончится. У истлевших стен сирийско-ханаанского города Меггидон рано или поздно должна произойти решающая битва полчищ Сатаны и небесного воинства, после чего и начнётся Страшный суд. В Священном Писании это сражение носит название Армагеддон и предваряет конец света.

«И узрят люди новое небо и новую землю: ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря больше нет».

Но это – всего лишь версия, как говорится, на любителя.

В горном лагере, куда Кольченко добрался с парой попутных вертушек, кроме одной из рот ЧВК Вагнера, временно базировались прибывшие сюда на доподготовку группы спецназа ВДВ и ССО. На следующее утро, познакомившись со своими подопечными, Максим, не теряя времени даром, приступил к исполнению своих инструкторских обязанностей – к проведению занятий по спецподготовке. Вечером того же дня к нему в палатку зашёл ротный командир местных «солдат удачи».

Уволившегося три года назад из вооружённых сил майора по имени Александр подчинённые уважительно называли Димыч. Он, как и обещал, принёс комплект трофейного оружия с немалым запасом патронов и предложил в качестве рекогносцировки прогуляться по ближайшим окрестностям лагеря – невысоким горным отрогам, почти сплошь покрытым растительностью. Цинковую коробку с боеприпасами Максим засунул под кровать, а на её переднюю стойку по старой афганской привычке небрежно повесил автомат. Макаров в стильно обрезанной кобуре занял своё законное место на ремне, а несколько коробочек с патронами к нему были успешно разложены по карманам. Пользуясь случаем, Кольченко хотел проверить бой пистолета, пристрелять оружие.

Беседа в ходе прогулки в основном касалась тем бытового характера, ведь наёмники – люди весьма скрытные, избегающие лишних разговоров о себе и своей нынешней деятельности.

– Двадцать семь лет на гражданке – срок солидный, ненамного меньше, чем я живу. Стрелять-то за это время не разучились? – спросил ротный, выводя Максима на большую поляну, с трёх сторон окаймлённую густым кустарником, а с четвёртой – вздыбившейся над ней невысокой серой скалой.

– Сейчас проверим… – Кольченко тоже был не особо многословен.

Лет пятнадцать назад, во времена директорского прошлого, его как-то занесло к стендовикам, где он впервые после увольнения из армии взял в руки оружие. К его великому удивлению, подскакивающие в небо тарелочки после произведённых им выстрелов послушно разлетались на мелкие осколки.

Вот и сейчас, опустошив пару обойм, стреляя по характерным отметинам на скале, Максим остался доволен точностью стрельбы своего оружия.

– Когда-то в Афгане с одержимостью, достойной лучшего применения, я упражнялся в стрельбе помакедонски, – сказал инструктор, в очередной раз снаряжая обоймы. – Проверим, осталось ли хоть что-то от былого навыка?

Ротный молча протянул ему свой пистолет. Максим огляделся по сторонам. Метрах в тридцати от него, у самого края скалы, между коренастым дубом и молодым ливанским кедром стояла красавица сосна. Она казалась похожей на европейскую и в то же время была совсем другой. Не такой золотистый ствол, и размерами она была помельче, но как красиво смотрелись её густые и длинные иглы в багровых лучах заката! Они были настолько насыщенного изумрудного цвета, что светились изнутри. Инструктор огляделся по сторонам и развернулся спиной к деревьям и к зависшему над морем солнцу.