Александр Гельманов - Древо прошлой жизни. Том IV. Часть 3. Эмблема Создателя

– Нет, обжора в вечный ад не захочет. Посмотри, как здесь вкусно кормят, – он обязательно вернётся сюда, и не один раз. Ещё я думаю, что Рокфеллер не страдает обжорством.

– Он организовал движение феминисток за равные права не из христианских побуждений, чтобы накормить голодных, а потому, что элементарный, как три рубля, открытый Марксом закон прибавочной стоимости и увеличение зарплаты женщинам сулили рост потребления, прибыли и налогов. Попы веками унижали положение женщины, и тут выискался благодетель, любитель нарубить бабла, у которого бабла куры не клюют. Зато какой побочный эффект имели массовые женские истерики по поводу пересмотра мужской и женской природы! Вплоть до попыток запретить в XXI веке крутить кино с демонстрацией традиционных гендерных ролей! Скоро книжки про традиционную любовь начнут сжигать на площадях. Ну, сбросили бы с себя шляпки-вуалетки, юбки «в пол» и расшнуровали «берцы», прыгнули в койку к мужьям и, сверкая пятками, в четыре руки показали фигу Рокфеллеру, так ведь нет – породистый крез пережил несколько поколений и надул всех.

– Дуры, – Хельга рассмеялась.

– Эти расфуфыренные начинающие эмансипэ малевали плакаты, что «женщина – тоже человек», и конспектировали Маркса, игнорируя домашний очаг и страдающих от сухомятки и воздержания мужиков. Вместо того, чтобы столетиями юморить над происхождением Евы из ребра Адама, что указывает на генетику, вычитали бы в Книге Духов, что один и тот же бессмертный Дух вселяется в тела мужчин и женщин, а эмансипация – это нарушение законов Творца. Почему поп прикидывается дурачком по данному поводу? Потому что скрываемый им закон игнорировать данное обстоятельство не мог. В то время, когда Рокфеллер задумывал эмансипацию из шкурных интересов, спиритуалистическая философия о переселении душ и их блуждающем состоянии распространялась по всему Западу, увеличивая число искренне верующих в Бога людей. Это было одной из многих причин, почему «призрак коммунизма» шлялся по католической Европе, а приютили Его в православных краях. Идеи скороспелого коммунизма столь же тупы, сколь идеи скоропостижного вечного рая, но их роднит бренность одноразовых тел, глобальность лжи и безграничный цинизм, – такой не вытащить за шиворот на майдан. С той поры прошло около ста лет, однако на нежелание жить по законам нравственной эволюции инкарнаций указывают «одноразовая» церковная доктрина и цепляние за коммунистическую идею-фикс.

– Выходит, Рокфеллер поспособствовал учреждению Международного женского дня, и угнетённой и без того слабой половине человечества это понравилось.

– Ага, только Мировая Закулиса на этом не остановилась и разработала глобальные программы половой деградации. Сегодня европейские мужики берут в жёны русских, а русские не женятся на европейках, потому что наша баба и борщ сварит, и краше, и налей ей полстакана водки, на трамвае прокати, – она твоя, поскольку сохранила природу. Она не оскорбится, если ей уступили место или пропустили вперёд, потому что ищет обычного, но своего мужчину, а не жертвенное чучело феминизма с евроконкурсов красоты, организованных всемирно известными уродами. Метаморфозы с полом – лучший способ контрацепции, разработанный «либерастами», а это чмо договорилось до того, что во избежание обвинений в изнасиловании целесообразно испросить письменное разрешение на соитие. Не находишь, что это слишком хлопотно? Ведь европеек уже вооружили острым словцом: дескать, «слово – тоже изнасилование».

– А что ты можешь сказать про обыкновенных мужчин?

– Таких, как я? Ох уж это женское коварство! Кстати, оно, как и любое другое, замешано на семантической разнице одних и тех же слов. Рядовой обожатель рождественской индейки, вечно находящийся в погоне за недостижимой частью абсолютного счастья, до конца не верит ни в то, что устремляется к новому рождению на земле, ни в то, что животные радости ведут на вечную сковородку, и потому всю жизнь стоит нараскоряку. Иногда он на всякий случай захаживает в церковь «сверяться» с Господом, недоумевая, почему одним удаётся стать святыми, а другим нет, и каждый раз тешит себя мыслью, что вокруг него копошится столько безнаказанных мерзавцев, что если вечная преисподняя существует, то вовсе не для него, любителя индейки, красивых женщин и слегка приврать. Действительно, за что макать его в неостывающий виртуальный котёл? За адюльтер на офисном столе и мелкий обман ближнего, когда вокруг лгут по-крупному? Он, конечно, не догадывается о том, что не сможет навсегда оказаться в том котле только потому, что его придумали церковники, и посему до последнего взмаха кадила будет стоять враскоряку и думать, что он не самый плохой, чтобы навеки в него попасть…

Оркестр вновь заиграл что-то медленное, щемящее. Звуки скрипки подхватили флейту и виолончель, мгновенно изменив настроение в зале.

– Слышишь? Это «Ностальжи». Можно я тебя приглашу? – спросила Хельга.

– Разве одинокий пилигрим вправе рассчитывать на милость благородной дамы? – я тут же встал и повёл её к танцевальной площадке. К нам присоединились ещё несколько пар разного возраста. Неужели, немцы, действительно, сентиментальны? Хельга положила руки на мои плечи и сказала:

– Ты меньше всего похож на пилигрима. Мне трудно сказать, кто ты… ты… необъятный…

– Ах да, я же тебе не представился. Коммивояжёр по душевым кабинкам подойдёт?

– Ирма и Линда просят меня, чтобы я их с тобой познакомила.

– Ну, ясное дело, большое видится на расстоянии. В переводчики хотя бы берут?

– Тебя ждет девушка?

– Ни одной, но это лучше, чем нарваться на кармическую стерву, в голове которой одно бабло. Судьбу не обманешь, число браков отмечается на ладони, – вот здесь, – показал я на её руке, – и включается в План души. Брат ждёт, да и то, наверно, уже устал. Однажды я вышел из квартиры, зацепив рюкзаком за дверной косяк, и больше не вернулся, оставил тысячи километров за спиной и встретил много разных людей. Если бы у меня кто-то был, я бы не рвал виноград во Франции, а сгонял бы за ним на базар, потому что ездить в одиночку, когда ты не один, неприемлемо. Я уже забыл, когда платил за квартиру, и, может быть, меня уже выселили на улицу, и перед тобой стоит пилигрим. А у тебя есть парень?

– Нет. Кто-то пытается ухаживать… Алекс, тебя невозможно сравнить ни с кем.

– Дальше не интересно. На нет и сплетен нет. Какие годы в ГДР были самыми спокойными?

– Как и у вас.

– У нас – семидесятые, до похорон Брежнева в 82-ом. Ещё десятилетие элита ухлопала на то, чтобы превратить жизнь в кошмар. Популяцию дураков может сократить только адекватная парадигма. А на деле Церковь вернулась к проповедям старой догмы, и бывшие коммунисты вернули нас в капитализм.