Андрей Артёмов - Особый порядок

Андрей Иванович, физически не переносивший подобные детские выпады, вышел из купе и долго в него не возвращался, а когда вернулся, было уже тихо: нервно измотанные женщины безмолвно сидели вместе на нижней полке, а девочка, закрыв глаза, лежала на другой, противоположной.

Андрей Иванович забрался на своё место и улёгся, но спать ему не хотелось. Вместо сна перед глазами его стали образно вырисовываться картины прошлого. Особенно ярко вырисовывалось само детство, отчего он загрустил – выступали на глазах слёзы, стекая на подушку, и ему было стыдно, что плакал. Едва ли он мог вспомнить, когда ему плакалось в последний раз…

А завтра, рано утром, когда ещё будут спать женщины и девочка, он сойдёт с поезда в своём городе, в котором родился и вырос.

Итак, Андрею Ивановичу Карлину, как уже было сказано выше, на днях исполнилось пятьдесят лет, однако выглядел он моложе.

Ему светило повышение по службе, он мог бы занять освобождающийся кабинет начальника и тем самым дослужиться до полковника милиции, а он, к удивлению руководства и своих подчинённых, подал рапорт на увольнение. Его, разумеется, отпускать не хотели, но Андрей Иванович был настойчив и неумолим в своём решении. Уволился со службы в звании подполковника милиции, уволился совсем недавно, в апреле.

Ровно двадцать лет Андрей Иванович занимался криминалистикой. Он находил следы и прочие вещественные доказательства, оставленные на местах преступлений, изымал их, а впоследствии проводил по ним исследования и экспертизы, устанавливая отношение к преступлениям или личности преступников. В главном управлении он считался одним из лучших криминалистов в области. Всё, что ни делалось им, делалось по привычке, как само собою разумеющееся; действия были доведены до автоматизма, хотя делалось всё с интересом, особенно поначалу. Последние годы всё чаще чувствовал он физическую усталость, которую, боясь, скрывал от других. И чаще теперь ворчал, становился недовольным, что именно его отправили на осмотр места происшествия, хотя в наряде, на дежурстве, стоял не он, а совсем другой эксперт. Первые годы службы он таковым не был; вероятно, его таковым сделала служба. А в милицию Андрей Иванович (не удивляйтесь) пришёл из школы. Все, знавшие его как учителя, удивлялись тому поступку – казалось, необдуманному и неправильному. Поражались: как это он мог оставить любимое дело, которое знал превосходно, которым только и жил. Андрей Иванович слыл учителем строгим, педантичным, что особенно свойственно математикам, а нисколько не словесникам.

В двадцать три года он женился по любви на красивой, но гордой и капризной особе. Вскоре у них появилась девочка. Преподавая в старших классах литературу, Андрей Иванович, на радость ли себе, на беду ли свою, вдруг обратил внимание на ученицу – кареглазую, смуглую и привлекательную (боюсь сказать – красивую). Она была самой живой в классе. Ко всем была открыта душой, а ведь раньше в ней этого не было, по крайней мере не обнаруживалось. Раньше она казалась серой мышкой, да и звали её за глаза не иначе как мышкой . Порою её поведение походило на повадки этого зверька… Шло время, и между учителем и ученицей стали развиваться чувства, поначалу скрывающиеся, а вскоре – выплёскивающиеся. Коллеги отговаривали Андрея Ивановича, предупреждая о последствиях. Слухи не могли не дойти и до жены, она не верила им, но вскоре сама в них убедилась. А убедившись, капризная и гордая, в один день собрала все личные вещи, пятилетнюю дочурку (не претендуя больше ни на что) и ушла, тихо закрыв за собою дверь. А на прощание с досады, без зла, сказала:

– Хороший ты учитель, мой дорогой, но плохой семьянин, и не быть тебе ни с кем никогда и нигде.

Андрей Иванович даже и возразить не успел. Ушла к родителям. Как он переживал, мучился; переживала и мучилась ученица – нет, не за себя, а именно за него. Но одно хоть как-то утешало учителя: это она, ученица, любовь к ней.

Хаос в его личной жизни ничуть не сказывался на уроках, которые он проводил. Поразительная выдержанность, холодная строгость, узнаваемая педантичность удивляла не только коллег, но и самих учеников. Обычно люди в таких обстоятельствах теряются, путаются и не знают, как поступать вообще. Андрей Иванович же в действительности прежде всего был учителем и оставался таковым, несмотря ни на что.

А вскоре произошло непредвиденное, случилось неутешное горе: ушедшая от Андрея Ивановича жена и девочка погибли. Какой-то таксист не справился с управлением автомобилем – он на большой скорости при обгоне на повороте трассы ушёл в сторону, на обочину, а затем вниз, несколько раз перевернувшись. Девочку достали из машины уже мёртвой, а женщину, обезображенную и разбитую, повезли в больницу – по дороге, не приходя в себя, и она скончалась. Вот тогда, узнав об этом, Андрей Иванович ужаснулся и не знал, как теперь быть. Коллеги и родственники со стороны умершей помогли ему похоронить жену и дочь. Вследствие трагических обстоятельств Андрей Иванович несколько изменился. Он замкнулся в себе, мучительно испытывая вину. Вместе с тем и ученица видела в нём изменения, напугавшие её. Он потерял её из виду, не замечал её, не слышал, что она говорила. Бедняжка, как она мучилась, как она исхудала! Но время наконец утешило его.

– Да, да… Был я плохим семьянином, а теперь и вовсе никакой, – сказал он сам себе однажды, находясь в исступлении. – Не знаю, что лучше? – задумался он.

А вскоре прозвенел последний звонок, там начались экзамены, и, наконец, состоялся вечер – выпускной бал, на котором они отсутствовали. На следующий день она уехала, и уехала в каком-то безысходном настроении, так и не встретившись и не простившись с ним. Больше они не виделись.

Учительствовать Андрей Иванович начал в двадцать лет – как видите, совсем молодым. С первого раза вошёл он в класс уверенно и торжественно. Прибыл издалека. Годы учёбы прошли на далёкой родине, куда теперь он и возвращался.

Семья, в которой вырос наш главный герой, была достаточно дружной и относительно большой – многодетной. Брат нашего героя, двумя годами старше, всегда оставался за старшего, когда находились в школе (учились все в одной школе) или дома, когда мать и отец были на работе. Старший брат рос весёлым, иногда озорным, непоседливым, – одним словом, живым ребёнком, но всегда слушался родителей и поступал правильно, как поступили бы сами мать и отец. А вскоре у старшего стали проявляться способности к рисованию. Всё более увлекаясь тем занятием, он всё меньше уделял внимания младшему брату и сестре. В принципе, они уже и сами достаточно подросли и не особенно нуждались теперь в опеке старшего брата.