Андрей Артёмов - Особый порядок

– Много, – сказал он.

Андрей Иванович улыбнулся.

– А ты мне родным дядей будешь, да? – спросил мальчик. – Мне так тётя сказала.

– Конечно, родным дядей, – ответил Андрей Иванович и, поцеловав племянника, опустил его на пол. – Пойди умойся, потом поговорим.

Племянник выбежал из зала. Андрей Иванович остался в комнате один. Он открыл дверь детской, где у стены стояла совсем другая детская кровать с незаправленной постелью, а на полу оставались разбросанные игрушки. Затем он заглянул в другую комнату, некогда родительскую, – и в ней обнаружилось мало прежнего…

Охваченная радостью, Елена Ивановна забыла, что давно нужно было отправиться на работу, а когда опомнилась, забеспокоилась и позвонила на работу подруге, чтобы та сегодня поработала вместо неё, разумеется объяснив ситуацию. Так Елена Ивановна сегодня не пошла на работу, и они втроём остались дома. К полудню у ребёнка пропала охота резвиться. Он ушёл в детскую и, немного поиграв на полу игрушками, на полу же и заснул. Андрей Иванович и Елена Ивановна уединились наконец и рассказали друг другу о многом: о минувшем, о планах на будущее.

Последний раз Андрей Иванович бывал здесь, дома, как бы гостем лет десять тому назад, когда ещё не было в стране великих потрясений, но они стремительно надвигались. А когда надвинулись, то потрясло всё – непонятно было, куда покатилась жизнь, которая теперь, как говорится, не стоила и ломаного гроша. А между тем (или вопреки тому) жизнь была; жить ещё было можно благодаря выживанию – вот инстинкт самосохранения! Выживая сами, женщины рожали детей – вот где необратимый процесс! Тот самый инстинкт и этот процесс – двигатели жизни. И что бы там ни говорили наши, выбранные нами, верховные правители, внизу всегда оставалась своя политика жизни, резко отличающаяся от той, что наверху… Эх, куда меня, автора, занесло! Но довольно: я пишу всего лишь роман, где герои нравственны или аморальны в силу тех или иных жизненных обстоятельств.

Поговорим же теперь и об иных героях нашего произведения. Итак, последние годы для Ивана Ивановича, отца Андрея Ивановича, складывались неудачно по причине нервозной ситуации в обществе. В нём скапливалась желчь, и в семье не хотели его раздражать лишний раз. Однажды, когда Иван Иванович ремонтировал свою автомашину и у него что-то не получалось, а это всегда выводило его из терпения, стал приставать к нему какой-то в алкогольном опьянении мужчина со своими разговорами. И это отца Андрея Ивановича наконец взбесило, и случилось так, что отец не выдержал и хотел кулаком въехать ему, а получилось, что с размаху тяжёлым гаечным ключом, которым работал, ударил приставшего, невзрачного на вид человечка по голове, причинив тем самым тяжкий вред здоровью. От причинённого вреда тот скончался в больнице. Разумеется, отца по настоянию прокурора обвинили в преднамеренном причинении тяжкого вреда здоровью, повлёкшего смерть, и суд дал ему большой срок – как-никак это стоило жизни какому ни есть, но человеку. А через год домой пришло извещение о смерти отца. Телесных повреждений на теле покойного обнаружено не было, а вскоре узнали из заключения судебно-медицинской экспертизы, что смерть наступила от сердечной недостаточности.

Что испытывало то самое сердце? О чём оно говорило? Что оно слышало? Что так трогало и беспокоило? Что лежало на сердце – обида? негодование? ненависть? смирение?.. Откуда уж нам это знать. Но одно верно: что-то было на сердце, если повело оно себя таким образом.

Что касается матери, то и у неё дальнейшая жизнь протекала натыкаясь на искусственные препятствия, в особенности после того, что произошло с Иваном Ивановичем. На мать пришла тоска, грусть. Она, затворившись, переселилась в однокомнатную квартиру где-то в самом центре города. Лишь временами она приходила домой, чтобы побаловать маленьких внуков. Мать состарилась: морщины на лице удлинились и углубились, губы сжались, а сама сделалась ворчливой. Бабушку-старушку дети боялись и любили, она это прекрасно понимала и чувствовала.

В этот же год, как только Андрей Иванович надолго уехал из родного дома, старший брат Александр влюбился в милую девушку. Несколько бессонных ночей, казалось, чуть не свели его с ума. Вскоре они начали встречаться. Стали складываться серьёзные отношения. Когда она собралась вернуться домой, в соседнюю область, брат последовал вместе с нею (замечу: не вслед за нею). Вскоре, как и полагалось, они поженились, и родился у них сын, названный Иваном. Шло время. Когда Ивану едва исполнилось восемнадцать лет, он сблизился с одной девчонкой, школьницей, которая и родила ему мальчика, Диму. Родители той школьницы-мамы бранили свою непутёвую дочь, упрекали, даже терроризировали. От сына она отказалась, подбросив ребёнка отцу: он оказался для молодой мамы нежелательным. Родители Ивана ужаснулись, но приняли дитя. Приняв, вскоре поступили ещё мудрее: всё чаще стали оставлять его у тёти. Тем более Иван женился на другой особе, серьёзной и деловой, которая теперь находилась в положении.

Елена Ивановна (напоминаю: сестра Андрея Ивановича), некогда стройная и высокая, теперь располнела, и полнота эта великолепно шла к её телу, к её русской натуре. Она была доброй, отходчивой, мягкой и впечатлительной. Она стала матерью троих детей: двух сыновей и дочери – Ирины (о ней речь пойдёт позже). Уже повзрослевшие дети вели свою жизнь и всё менее зависели от матери, в особенности сыновья. Они учились в военной школе и готовились стать офицерами, а служба в армии в нынешнее время была непрестижным делом. Но куда было деваться? Дочка же готовилась к выпускным экзаменам и думала поступать в педагогический институт. Мать ей не препятствовала, однако думала иначе. Много чего вообще происходило иначе, а то и жизнь была бы скучной.

Муж Елены Ивановны жил довольствуясь домашним уютом. Он и она – два сапога пара , или, если хотите, муж да жена – одна сатана . Как видите, насколько приемлемы для них сравнения, насколько они схожи друг с другом по характеру, по поведению. Муж её уходил рано, а приходил поздно: работал за троих. На работе его любили, но за работу за троих платили ему… впрочем, несоответственно. Добродушный и смиренный муж, Сергей Петрович Репнин, возвращался домой с работы всегда разбитый усталостью, но, пролежав на диване час-полтора, вновь оживлялся, усталость исчезала. Раньше, когда дети были маленькими шалунами, он уделял им времени гораздо больше. Теперь, когда сыновья уехали, а дочь стала взрослой, он всё больше времени проводил на диване и потому начал толстеть. И этот процесс уже никак нельзя было предотвратить. Такова уж природа русской лени; как сладостна та праздная напасть, и тем она губительней для самих же. Справиться с этим не было возможности.