Люси Даймонд - Обещание

Можно было почти услышать, как Зои скрипит зубами, пытаясь сохранить терпение.

– Разговор окончен. – Шедшая мимо пожилая женщина неодобрительно фыркнула. Костяшки пальцев Зои на ручке тележки побелели, лицо напряглось. – И я не шучу. Еще немного, и я рассержусь.

Дэн открыл рот. Он хотел сказать: «Мне очень жаль». Он хотел сказать: «Я знаю, что это все моя вина». Он хотел сказать: «Позволь мне оплатить твои покупки, позволь мне сделать что-нибудь, чтобы помочь. Я куплю этот журнал для Би – я куплю их все, – я не возражаю».

Вместо этого он спросил:

– Как поживают мальчики?

Теперь Би протестующе пинала тележку, с каждым ударом на потрепанной белой кроссовке вспыхивал розовый огонек. Сердитый, дерзкий единорог с раскрасневшимся лицом и горящими глазами.

– В порядке, – сказала Зои сдавленным голосом, который означал, что они не в порядке. Ну, конечно, они не в порядке. – Как бы то ни было, – продолжала она, пожимая плечами, – нам пора. Мне нужно забрать Гейба из футбольного клуба через… – Она посмотрела на часы. – Господи, на самом деле через двадцать пять минут. Хоть разорвись. Извините, – добавила она, когда раздраженный мужчина с полной тележкой попытался протиснуться мимо них. – Уйди с дороги, Би.

– Хорошо. – Дэн откашлялся, собираясь сказать больше; сказать что-нибудь, что могло бы навести между ними мосты. Или, по крайней мере, начать склеивать трещину. – Э-э… Может…

Но она уже уходила, бросив «Пока!» сухим, отрывистым голосом через плечо. Колеса тележки протестующе заскрипели, когда Зои свернула в следующий проход.

Дэн стоял, сжимая в руке проволочную корзину супермаркета, и вспоминал, как впервые встретил Зои; как они с Патриком пошли в «Баран», не подозревая, что вот-вот начнется какая-то ужасная караоке-вечеринка.

– Господи, давай убираться отсюда, – простонал Патрик, когда зазвучали вступительные аккорды «Атомик» [2] «Атомик» – популярная песня new-wave-группы Blondie. и они увидели трех женщин, выжидающе сгрудившихся у микрофона.

Но потом он взглянул еще раз, и его лицо изменилось.

– Посмотри на эту блондинку, – сказал он, не сводя с нее глаз, и они оба замолчали, когда она запела, как Дебби Харри [3] Дебби Харри (Де́бора Энн Ха́рри) – американская певица и актриса, автор песен, лидер new-wave-группы Blondie. : « Your hair is BEAUTIFULLL. Woah-oh, toni-i-i-ight». Она была выше и стройнее подруг, в обтягивающих джинсах и в ботинках, с длинными светлыми волосами, которые падали ей на плечи, когда она двигалась, и оживленным лицом, к которому невозможно было не ощутить симпатию.

– Я влюбился, – сказал Патрик, когда песня закончилась и раздались беспорядочные аплодисменты.

Затем он добавил:

– Я женюсь на этой женщине, – и встал, добравшись до бара как раз перед тем, как она туда подошла.

– Позвольте мне угостить вас выпивкой, мисс Харри, – услышал Дэн его слова. – Или я могу называть вас Дебби?

Но это, как говорится, другая история.

Зои всегда была веселой. Родом из Южного Уэльса, смешливая, добрая, великолепная. Дэн и сам втайне увлекался ею, пока не вынужден был неохотно признать, что она с его братом были идеальной парой.

«Патрик Шеппард наконец-то покорен», – поддразнивали приятели. Все поднимали брови и смотрели недоверчиво: «Кто бы мог подумать?»

Патрик был не только покорен; он встретил достойного соперника.

– Она заставляет меня становиться лучше, – признался он Дэну после нескольких кружек пива в самом начале их романа. – Проявлять усердие. Быть хорошим. Понимаешь, что я имею в виду?

Дэн точно знал, что он имел в виду. Потому что сама Зои была хороша с головы до ног, улыбчивая, светящаяся; это был человек, который обволакивал тебя своим вниманием и согревал своим сиянием. Она внимательно слушала, запоминая крошечные нити разговора, а при следующей встрече восстанавливала их. «Ты получил комиссионные, на которые рассчитывал? Как там отец Ребекки? Как тебе этот фильм – его стоит посмотреть?»

Однажды, сразу после того, как Дэн расстался с Ребеккой, Зои нанесла ему неожиданный визит и застала пьяным в стельку и небритым в комнате с задернутыми шторами в четыре часа дня. Он был смущен, когда увидел ее, такую красивую и чистую, в своей грязной гостиной, и ожидал, что она примется раздвигать шторы и вливать ему в глотку кофе. Вместо этого Зои открыла им по пиву, по-дружески плюхнулась на диван и сказала: «Ну, давай, рассказывай». В итоге ему стало намного лучше: хоть один человек в мире наконец-то смог его понять.

Но сегодня… Сегодня она выглядела ужасно. Ее сияющее лицо осунулось, весь блеск померк, плечи поникли от невыносимой усталости.

«Это сделал я», – подумал Дэн. Он сделал это. Чувство вины было настолько чудовищным, что ему пришлось прислониться к ближайшей полке с поздравительными открытками, потому что он внезапно почувствовал, что пошатнулся, как будто земля под ним сдвинулась. Мужчина с металлическим стуком уронил проволочную корзину на пол и вышел из супермаркета, сгорая от стыда.

По дороге домой Дэн чувствовал себя оторванным от всего мира, что, кажется, не рекомендовалось правилами дорожного движения. Однако именно такой стала его жизнь после несчастного случая: он будто бы наблюдал со стороны, как течет время, как дни и недели тянутся в каком-то вязком оцепенении, где его ничто не трогает. Сбивчиво объяснив Тигги, что не сможет присоединиться к ней в поездке по Южной Америке, он большую часть времени проводил в постели, словно инвалид, не в состоянии ничего делать, только спать или таращиться в стену. Люди из лучших побуждений продолжали уверять его, что время – великий целитель, но февраль превратился в март, на деревьях начали появляться ранние цветы, а Дэн так и не видел никаких значимых изменений в своей жизни. Шок от смерти брата не проходил, как воспаленная, ноющая рана, ужас оставался свежим и новым, не притупляясь. Он так сильно скучал по Патрику. А кроме ощущения утраты он был опутан и запятнан последним вечером, который они провели вместе; тем, как все это закончилось.

Стоило Дэну закрыть глаза – в любой момент, днем или ночью, – и он видел, как в одиночестве идет домой. Фонарные столбы отбрасывают в темноту конусы оранжевого света, из проезжающей машины звучат то усиливающиеся, то затухающие низкие звуки регги, а из кебабной лавки на углу доносятся запахи жареного лука и пряного мяса. Ночной ветер в лицо холоден, в отличие от алкоголя и ярости, кипящих в крови, кулаки все еще сжаты. Он так ненавидел брата в те последние несколько минут, по-настоящему ненавидел. И все же, как он сейчас хотел, чтобы кто-нибудь тогда сказал ему, предостерег: ты совершаешь огромную ошибку, о которой будешь сожалеть всю жизнь. Остановись, вернись, уладь все. Иначе ты никогда его больше не увидишь.