Игорь Михайлов - Вторник, №20 (39), март 2022

Раз в неделю Сергей с отцом ездили в «Ашан». Это традиция такая у москвичей: по выходным ездить в «Ашан». И чаще всего не потому, что там дешевле, а потому, что есть серьёзный способ встретиться и не выпить.

Меня же всегда поражали люди, способные пусть даже несколько часов своей жизни потратить на подобную глупость. Ужас вызывали во мне громадные продуктовые корзины, тяжёлые очереди и ряды, ряды, ряды… те немногочисленные места в Москве, в которых действительно чувствуешь себя песчинкой.

Отец Сергея обижался, что я не ездила с ними, как это полагалось любой порядочной женщине-семьянинке. Но он так трогательно боялся вмешаться в наши отношения хоть чем-то, нарушить гармонию, которая, ему казалось, между нами росла, что даже не смел намекнуть мне на своё непонимание и обиду. Заглядывая к нам в гости, он никогда не заходил дальше порога, чтоб не смутить. Очень долго расшаркивался и пытался узнать, не нужна ли нам от него ну хоть какая-то помощь.

Только маму Сергея я видела всего один раз. Она никогда не приезжала к нам в гости – звонила по телефону. Я никогда не ездила к ним. Как-то так получалось, что в тот момент, когда к родителям отправлялся Сережа, день обязательно был у меня чем-то занят. Действовало наше неизменное «Успею…» и заранее уже известное «Никогда!». Растянутость во времени скорее мешает человеку, чем даёт ему возможность сосредоточиться и хоть что-то решить. Иногда я даже специально воспитываю в себе «Сейчас или никогда!».

Но похороны могут быть только сейчас. Ведь не могут же человека хоронить в землю вторично?.. Конечно, если только он не Николай Васильевич Гоголь. Но хоть у Сергея и существовала в характере мнительность, как у великого русского писателя, однако, рассчитывать на подобное не приходилось.

На похоронах мама Сергея оказалась не такой, какой я её всегда представляла. Раньше я думала, что она красивая – а она оказалась бесцветной и полной. Раньше я думала, что она волевая и уверенная в себе – а она оказалась настолько нерешительной, что даже на вопрос кладбищенского смотрителя «Оформили ли вы документы?» ничего не сумела ответить. И наконец, я думала, что она будет меня ругать, что, может быть, первая произнесёт в мою сторону те проклятия, которые вызовут шквал дерзких слов и тяжёлых эмоций. И тогда… Тогда я даже не представляла, что со мной будет!

Но она даже не посмотрела в моё лицо. Она боялась меня ничуть не меньше, чем в этот момент боялась её я.

Плакала эта женщина тихо, говорила медленно и даже в горе своём была необычайно добра.

Ещё в первую неделю моей жизни с Серёжей меня удивило, что он не был ей кровным ребёнком. Удивило по той причине, что даже между родными родителями и детьми я раньше не встречала столько тепла, понимания и заботы. Не встречала, чтобы чья-либо мама звонила раз в неделю по субботам и вместо привычного увещевания переросшего ребёнка, как жить, говорила с ним на отвлечённые и заведомо ему приятные темы.

С Серёжей она познакомилась, когда ему не было и пяти. В тот момент родители его разошлись. Разошлись не потому, что у отца появилась другая, а просто его родная мать оказалась настолько нервной, что в доме изо дня в день не прекращались скандалы. «Он ушёл, чтобы ей не мешать!» – говорил про всё это Сергей, но даже во взрослой жизни во сне он часто вздрагивал от мельчайшего скрипа дверей, чьего-то голоса, шума… И если даже не просыпался, то ему обязательно снились кошмары.

Когда ему едва исполнилось десять лет, его родная мать умерла в больнице от рака.

Из-за сознания своей вины (а вины её не было ни в чём, ведь не виновата же она в том, что люди на земле умирают) мачеха любила Сережу много больше, чем родного ребёнка, и даже во взрослой жизни обращалась к нему никак иначе, как «мой дорогой», «мой любимый сыночек».

Но любил ли он её?.. Я думаю, нет. На чёрном, оставшемся ещё с прабабушкиных времён рояле стоял портрет той, которая как две капли воды была на него похожа: с длинными светло-русыми волосами, округлым славянским лицом, высоким лбом и словно навсегда застывшим в изумлении взглядом. Глаза у неё были широкие, голубые… И у Сергея тоже были широкие и голубые глаза, что делало его лицо чем-то похожим на ангельское и немножечко детское.

Но, увы, он принадлежал к тем людям, которые постоянно мучаются от несовпадения своей внешности с тем, что происходит внутри. Страдают вместе с ними и близкие, лишь через десятки столкновений и сцен начиная понимать, что перед ними вовсе не тот человек, которого они себе представляли, а с этим, с новым, надо знакомиться вновь.

* * *

Помню, мы шли по двору и вдруг какой-то ребёнок побежал за нами и закричал: «Мама, мама! Смотри, какой красивый дядя!» А когда мы приходили в магазин или кафе, то я буквально ликовала от брошенных в мою сторону завистливых женских взглядов, в которых было написано: «Везёт же некоторым! Какой симпатичный мужчина!»

Только это на людях, а дома… Дома всё получалось не просто. Помню, мне было очень тяжело даже в самые первые дни нашей с ним общей жизни. Не сходилось ничего: ни любимая музыка, ни фильмы, ни даже книги… И вкус в еде отличался невероятно: он любил свинину – а мне даже от одного её запаха становилось противно, мне нравился апельсиновый сок – а ему томатный… Я любила открытые окна – а он постоянно их стремился закрыть. «Какие мелочи!» – скажете вы. Но, увы, из этих мелочей состоит бóльшая часть нашей жизни, и иногда в одной маленькой квартирке эти мелочи сталкиваются так, что расшибаются лбами. И начинаются недомолвки, раздоры, скандалы…

Только у нас до скандалов было ещё далеко, а вот попытки затаить своё негодование внутри были. «Что с ней говорить?.. Сама подойдёт!..» – думал он. «Ну и пусть молчит. Нашёлся, тоже мне, нежный цветочек!..» – в тот же момент рассуждала я. И наше молчание могло продолжаться часами.

5. Замедленная измена

Вскоре мне стало скучно от такой серой и неразговорчивой жизни. Меня удивляло, почему этот человек, столь страстно ухаживавший за мной всего лишь месяц назад, сегодня ведёт себя так, будто меня в его жизни не существует.

Довольно часто ему звонили, как он их называл, «прежние жёны».

Вот с ними он мог без стеснения говорить час, два, три: общие знакомые, общие воспоминания, встречи…

Одна из них (против её звонков я даже не возражала) появилась у него в десятом классе. С ней он пережил и своё кратковременное увлечение героином, с ней же – запои, продолжавшиеся до тех пор, пока не заканчивались последние средства.

Поначалу в алкоголизм мне даже не верилось: настолько он был спокоен и уверен в себе, рассудителен и точен в сравнении со всеми, кто меня тогда окружал.

Но в квартире имелись следы: изрезанные обои, прикрытые шкафом, сломанная ручка у двери, полное отсутствие даже намёка на спиртные напитки, громадное количество тапочек для прихода гостей.