Игорь Веселов - А где-то есть жизнь под № 2

А сколько здесь оказалось нелживого – трудно судить. Но, как бы то ни было, те подробности не могли не навести на слушательницу парализующего страха. Поскольку из них следовало, что Анне Юрьевне якобы отведена роль некоего третейского судьи в ряде судьбоносных решений. Вот только кем ей делегировано нечто подобное? Тут и наворачивается все самое невероятное.

В общем, если по порядку.

Во-первых, Дмитрий Терентьевич все-таки назвался полным именем. И сразу же она вспомнила, откуда ей знаком этот голос (но об этом потом).

Во-вторых, заявил о какой-то неведомой организации, существующей под вывеской – «Живая энергия», в которую Корнилов входит в качестве одного из «кураторов-администраторов» (сам так обозначился).

В-третьих, на старый и неединождый Анин вопрос – почему именно ее выбрали участником, причем явно марионеточным, всего этого «спектакля с игрой теней»? В ходе его монолога на это отвечено следующим образом: мол, госпожа Заболотная попала в центр этих «событий» совершенно случайно – «методом объективной лотереи» (впрочем, последнее свое выражение оставил без каких-либо пояснений).

Ну, а далее определил цель затеянного «ими» (кто такие «они» – будет расшифрованно позже), как некоторый эксперимент по осмыслению оценок «человеческих пороков». Касаемо же той удивительной телепортации Корнилова в автомобиль Анны-Клавы, когда та удирала из клиники, то здесь никаких откровений еще не последовало. Хотя у нее желание спросить про этот «фокус» конечно имелось. Но пока сдержалась, чтобы ненароком не прервать говорящего. Поэтому, и относительно до сих пор молчаливо лежащего на полу связанного Марка Самуиловича, а также про вдруг обезлюдевшую психбольницу, не стала этими вопросами торопить события. А про обручальное кольцо лишь подтвердил – да, оно носит, в некотором роде, символический характер, и без наличия у нее данного ювелирного изделия здесь никак не обойтись.

И наконец, он итожит собственные рассуждения фразой о той миссии, которую им обоим вскоре предстоит выполнить – стать некими «посредниками» (его термин) между промыслом Божьим и той слепой фатальностью, присущей в жизни каждому из нас (примерно так сформулировал).

– Что мне надо предпринять, чтобы Вы все же оставили меня в покое? И кстати, то что я потеряла память – это чьих рук дело? – заговорила она, когда тот взял уж слишком длительную паузу.

–Повторюсь, нам в первую очередь надо определить дальнейшую судьбу Марка Самуиловича. А если про забытое тобою твое же прошлое – однозначно наша работа и ничья иная, – тон максимально утвердителен.

– То есть, Дмитрий Терентьевич, как теперь поняла, что за мной будет последнее слово по поводу будущего этого самого главврача. И подтверждаете непосредственное участие вашей сомнительной организации в причинах и проблемах, связанных с моей головой. Не так ли?! – вновь заводится Анна.

– Все правильно, только стоит наверное добавить: помимо этого старого еврея тебе, мадам Заболотная, предстоит порешать будущее еще двух типажей. Но, вначале давай, однако, сосредоточимся, после всего рассказанного о нем, на этом экземпляре, – пальцем указав на человека, продолжающего находиться в смиренном полузабытье.

От этих всех перспектив и признаний Корнилова женщине стало снова не по себе – за что ей выпала такая напасть?! Правда опять почему-то не посмела решительно прекратить продолжение чего-то близкого к галлюцинации, когда реальность причудливо перемешана с болезненным сном.

А в данный момент представитель «Живой энергии» внимательно наблюдает за реакцией собеседницы. Судя по всему у того нет сомнений в ее теперешней лояльности, поскольку его сытое лицо выражает этакое крайнее самодовольство.

– Напоминаю, сегодня у нас разыгрывается категория «справедливость», поэтому следует поступать, Анна Юрьевна, по совести. Ведь любая твоя ложь, пусть даже во мнимое спасение кого-то, приведет лишь к собственному грехопадению, – звучит почти наставнически.

– Понятно, а как все это будет выглядеть? Я имею ввиду саму «процедуру» такого придуманного Вами «действа», – теперь серьезно настраивается Заболотная, у которой совсем не вдруг случается отключка в ощущении некой нынешней действительности….

А на безымянный палец правой руки дамы уже надевалось то обручальное кольцо.

–– «–

И тут ей привиделось следующее…

Она идет босая по какому-то ничем не ограниченному, заснеженному, нестерпимо белому, без единого пятна, полю. Причем, совершенно не ощущая никакого холода и ветра. И вот, не пройдя и пары десятков метров, перед глазами неожиданно, в свистящем метельном завихрении, возникает виселица, где в петле болтается Марк Самуилович с вывалившимся языком. Он в той же смирительной рубашке, со связанными за спиной длинными рукавами. Вид вполне себе мертвый, разве что ноги главврача конвульсивно и мелко подрагивают, словно жизнь в нем продолжает еще как-то теплиться.

Женщина к своему удивлению, ничуть не боясь, подходит к повешенному и начинает нервно выкрикивать, не отрывая взгляда от находящегося в воздухе тела:

– Здравствуйте (сказано уж явно не по обстановке), меня послали сюда, чтобы я сделала выбор – как с Вами дальше поступить? А на такое нет никаких сил, поскольку знаю – не вправе делать этого!

После этих слов, почти мольбы, резко стихает снежная круговерть, и небо просветляется. Вот только Марк Самуилович по-прежнему никак не реагирует ни на появление и речь Анны, ни на изменение погоды. Разве что чуть приоткрыл глаза, из-под век которых смотрит незрячесть. Теперь она падает на колени и обнимает обутые в летние сандалии ступни старого психиатра. Деревянная «Г» с перекладиной сильно заскрипела, а из ее горла вырвался протяжный звук, больше напоминающий волчий вой, в котором услышались звериная боль и безысходное отчаяние. Смысл данной нечленораздельности улавливается – похоже человек стоит перед чем-то неизбежным, отдаляющим его от Бога. А значит, сулящее вместо благости испытания. И именно последнее определяет всю нашу земную сущность – как мы умеем, все-таки, преодолевать то, что чужой волей ниспослано нам.

И сейчас в Анином затуманенном сознании замелькала детальность своего пребывания в районной психбольнице и плюсом рассказ Корнилова о том далеком кошмарном и ничем неоправданном преступлении молодого

Марка, с его последующей, якобы, внешней благочестивостью. Словно эти две сюжетные линии рано или поздно обязательно должны были пересечься, и никак иначе. То есть снова возникает та пресловутая «чаша весов», на которых взвешено «добро и зло». Но работает ли здесь математика, где нельзя адекватно оценить «грех и искупление»? Кажется, такое просто невозможно никогда.