Виталий Ерёмин - Февральский дождь

– Для храбрости подговорил? – озадаченно повторила за ним девчушка. – Вы ж так его подставили. Ему–то зачем было бежать? А кто снял? Кто выпорол?

– Сняла милиция, а выпорол отец.

– Отец выпорол восьмилетнего мальчика? – вытаращилась девчушка. – И заодно вашего приятеля? Вы хотели поступить в цирковое училище в восемь лет? Это какая-то актерская байка, Станислав Леонтьевич? Я читала что-то вроде того в одном из интервью Феллини. Он тоже бредил цирком, сбегал из дома.

– А чего ты хочешь, милочка? У актера не должно быть благополучной биографии, – отвечал Стасик.

Даже мне трудно было понять, всерьез он говорит, или дуру валяет. Вся жизнь восьмилетнего Стасика проходила на моих глазах. Не был он сорванцом. Никуда не сбегал, никто его не порол, и водку покупать он не мог. Художественный свист.

После спектакля Стасик кому-то позвонил и объявил, что нас ждут.

– Ее зовут Феня. Она важная персона в нашем театре. Ищет интересные пьесы, смотрит новичков-актеров. Мы с ней большие друзья.

Старая ленинградская квартира, громоздкая мебель, уставленный вкусностями круглый стол. Пухленькая Фенечка с ложбиночкой на кончике носа, в толстом домашнем халате. Ее подруга по прозвищу Крошка, удивительно похожая габаритами на Золушку.

– А где муж? – тихонько спрашиваю Стасика.

– На гастролях. В репертуаре он почти не занят. Довольно бездарный парень.

Я уже привык к оценкам Стасика. Бездарным был руководитель его курса в школе-студии МХАТ. И даже с очаровательной сокурсницей брат развелся, вроде бы из-за ее бездарности.

Еще не сели за стол, а Крошка уже попросила налить ей водки.

Стасик шутливо ее отчитал:

– Грубишь, Крошечка! Надо говорить водочка, закусочка, огурчик, салатик, хлебушек, колбаска, лучок. А на столе у нас что стоит? Кушанье.

Стасик балагурил, рассказывал анекдоты, говорил ласковые слова. Его можно было любить только за это – за веселость и ласковость.

– Сисястье мое! – тихонько шепнул он Фене, лаская взглядом ее пышный бюст.

Крошка не выпускала изо рта сигарету. Эту манеру есть и курить одновременно я видел впервые. Сев за стол напротив, я тут же ощутил на своей ноге ее увесистую ступню. Я подумал, что она перепутала меня со Стасиком. Убрал свою ступню, она нашарила ее снова.

Излюбленная тема актеров – их замечательная работа, называемая почему-то службой. Понятно, что приходится играть даже при высокой температуре, беспрекословно подчиняться главному режиссеру. Но, на мой взгляд, служат все же там, где официально присягают. В полиции, армии, медицине, в пожарной команде. Ну, может, еще в дипломатии. В актерстве же служат почти исключительно своим амбициями и тщеславию. Своей самовлюбленности, самолюбованию, славолюбию. Но если смотреть в глаза правде, разве не то же самое встречается в журналистике?

Оказалось, Крошка (как и Феня) театровед, но пишет пьесы. Правда, ни одна еще не принята к постановке, но это не беда. Зато она знает свое ремесло до тонкостей и может выступать в роли методиста.

– Ребята, вы на правильном пути. Тема любви – беспроигрышная. А если еще написано хорошо… Не надо стесняться в самовыражении, и все получится. Только я до сих пор не могу понять. На каком жанре вы остановились? Что это будет? Мелодрама? Драма? Неужто трагедия?

– Мы еще не решили, – отозвался Стасик, переглядываясь с Феней.

– Не опуститесь до счастливого конца, – поучала Крошка. – Хэппи энд – американская пошлость. Наш зритель любит, когда концовка выворачивает его наизнанку. Могу поделиться идеей. Знаете такое выражение: трагедию любви познает лишь тот, кто изменяет. Парадокс? Парадокс. Но если вдуматься…

Стасик поднял брови и налил Крошке водки по самый краешек. Феня тоже изобразила удивление.

Крошка не могла одновременно есть, курить, высказывать умные мысли и заниматься чьими-то ногами. Она прекратила есть и сказала мне.

– Может, сразу на «ты»? Чего тянуть?

Я озадаченно молчал.

– Юра, твой брат – большой талант, – объявила мне Крошка.

– Брателло так не считает, – сказал Стасик.

– А что он считает? – строго спросила Крошка, пыхнув мне в лицо дымом.

– Он считает, что у меня, по Фрейду, всего лишь большая уверенность в себе. Я был в семье любимцем. А любимцы верят в успех и удачу несмотря ни на что. И в конце концов добиваются своего, – объяснил Стасик.

– Юра, – строго сказала мне Крошка, все сильнее наступая на ногу. – Твой брат талантлив во всем. Помимо актерской работы он сочиняет сценарий фильма. Фенечка ему помогает. С самих себя пишут ребята. По-моему, у них классно получается. Что тебе еще надо?

Феня выразительно глянула на подругу. Мол, не болтай лишнего. И принялась за обжаренные ребрышки. Говорят, одухотворенность человека особенно бросается в глаза, когда он с аппетитом ест. Точно.

Крошка зажгла новую сигарету от окурка.

– Бросьте, ребята. Драматург чаще всего пишет с себя. А посему должен быть и ангелом и дьяволом. Просто обязан. Самый лучший герой – грешный симпатяга.

Выпив еще две рюмки подряд, Крошка полезла мне ступней под штанину. Я подобрал ногу. Она начала ее искать и наткнулась на ногу Стасика. Брат невозмутимо предостерег:

– Крошечка, это я.

– Фенечка, расскажи, как вы со Стасиком познакомились, – попросила Крошка.

– Прекрати! – одёрнула ее Феня.

Но фонтан у Крошки не закрывался.

– Стасик работал в другом театре. Фенечке поручили посмотреть его. Но в назначенное время она не пришла. Не хотела, чтобы Стасик получил роль, которая предназначалась Игорьку, ее мужу. Но Стасик – парень настырный. Он все же пробился в этот театр и наказал Фенечку – влюбил ее в себя.

Мне отчего-то стало жаль Полину. Стасик взглянул на часы и предложил выйти покурить. Мы оказались на лестничной площадке.

– Ты не возражаешь, если я задержусь на часок? А вы пока прогуляетесь с Крошкой.

Как отказать брату?

– Стасик, налей мне водочки на посошок, – попросила Крошка.

Ей надо было выпить для куража. Это читалось в ее глазах.

Крошка жила в соседнем доме. Как и следовало ожидать, позвала на чашечку кофе. Я не отказался. Надо же где-то скоротать время. Комната Крошки в бордовых тонах заставлена старинной венской мебелью, стены в гобеленах, воздух пропитан табаком. Полкомнаты занимала широкая постель.

– Их ребенок зачат и вынашивается здесь, – объявила она.

Я оторопел.

– Какой ребенок?

– Феня не хочет детей. Дети ее раздражают. И Стасику дети не нужны. Они в шутку называют своим общим ребенком киносценарий.

– Бога не боишься, Крошка?

– Бог бабье товарищество прощает.

Крошка выпустила струи дыма из ноздрей, подошла вплотную, вжалась своими подушками, заглянула азартно в глаза, выдохнула жарко: