Виктор Вассбар - Перламутровая жизнь

Женщины перекрестились.

– Как нашли-то? – спросила Марфа.

– Валенки нашли, а в них парня ноги. Туловище, руки, голову, всё сгрызли окаянные, – горестно проговорила Пелагея.

– Ноги ли, руки… какая теперь разница. Матери-то каково. Взрастила сыночка, а похоронить-то и некого, – ответила Марфа.

– Не дело родителям детей хоронить, они должны родителей в последний путь отправлять, а оно вон как… вышло-то, – тяжело вздохнула Пелагея.

– Да… вот тебе и «беседки!» – вновь горестно промолвила Валентина. – Сидел бы дома, и горя бы матери не принёс. Ему то сейчас что… Всё одно…

– Сейчас-то оно, конечно, а как натерпелся… подумаю, мурашки по телу так и бегут, бегут, будь они неладны, – сказала Пелагея и тряхнулась всем телом, как от пронизывающего морозного ветра.

Со стороны тайги донёсся волчий вой.

Сало.

– А попрошайки так те совсем обнаглели, хотят по сёлам и прямо требуют на водку, не дать – грозят поджогом.

– С них станет. Ночью-то мы спим, а для них ночь – мать родная, – подтвердила Марфа слова Серафимы.

– Крысы, проклятые! – возмущённо воскликнула Валентина.

– Не крысы, а слоны, – поправила подругу Марфа.

– Пошто слоны-то? – усмехнулась Серафима.

– А потому что слоняются из деревни в деревню, вот и дали им такое прозвище. И ведь как требуют, тут тебе и смех и злость. Сама слышала, идёт такой слон и кричит: «Подайте здоровому, краснорожему на каменно строение, на кабацкое разорение, на стеклянный колокол!» – ответила Марфа.

– Что за колокол такой стеклянный? – удивилась Валентина.

– Кто их знает? Может для словца красного, а может по их бродяжьему разумению вещь нужная, – пожала плечами Марфа.

– Крышку гроба им стеклянную и на всеобщее обозрение, чтобы видели все пьяницы, до чего жизнь такая доводит… до нищеты и бродяжничества, – возмущённо проговорила Валентина.

Из дома, увидев через окно подруг, вышла Пелагея и сразу, не зная, о чём они ведут речь, выпалила:

– А в одной деревне богатый крестьянин выдавал замуж дочь. Так на свадьбе выпили сорок вёдер водки.

– Ох, ты ж Господи! Это ж какую утробу иметь надо!? – всплеснула руками Марфа.

– И откуда ты это знаешь? Сорока на хвосте принесла? – ухмыльнулась Серафима.

– Не сорока, – не обижаясь на подругу, ответила Пелагея, – Кирилл сказывал.

– Ну, ежели Кирилл, тогда конечно, дело ясное, что дело тёмное! – вновь ухмыльнулась Серафима.

– Зря ты, подруженька! В той деревне он был и сам всё слышал. В деревне той наш кум Пётр, он ему всё и поведал, а кум врать не будет, человек он серьёзный.

– И что же интересного, в свадьбе деревенской. Сколь у нас их было и сами венчаны, слава Богу. Пьют, это понятно. Как без этого? – Не унималась Серафима.

– Погоди, Серафима, не злыдничай. Послушаем Пелагею, – утихомирила подругу Валентина и к Пелагее, – говори соседушка.

– Вот я и говорю, свадьбу мужик богатый сделал. Насобирал по всем подворотням человек полтыщи, там тебе и мужики и бабы были, все, кому не лень было с печи слезть. Угодить селу надумал и пропоил более 500 рублей.

– Ох, ты ж, Господи! Деньжищи-то какие! – приплюснув правую руку к щеке, ужаснулась Валентина.

– Да кабы ещё это, так после ещё неделю гулеванили, поил и кормил всех, кому не лень в дом его прийти было, а после праздника-то над ним, дураком, все село смеялось. Хотел уважение водкой купить, а вышел изъян своему карману.

– Вот и поделом ему, коли он дурак набитый, – ухмыльнулась Серафима.

– На эти деньги можно в Северо-Американские Соединённые Штаты съездить, – задумчиво проговорила Марфа.

Подруги онемели и воззрились на Марфу округлившимися от удивления глазами. Брови женщин выползли вверх, а челюсть, отчалив от своего естественного причала, медленно поплыла в сторону вздымающейся груди.

– Ты чего, Марфа? – придя в себя от слов подруги, потрясших, казалось бы, своим безумием всех женщин, проговорила Серафима. Какие Северо-Американские Соединённые Штаты? Ты о чём, подруга? Очнись!

– Нормальная я, – поняв беспокойство подруг, ответила Марфа. – Это мой, видно, свихнулся. Поеду, говорит, в Штаты за золотом, в Ка… Канрифорнию.

– Калифорнию, – поправила соседку Валентина.

– Да, Калифорнию какую-то. Прописывали, сказал дуралей мой, в какой-то газете, что людей туда собирают на просмотр какого-то великого водопада прозываемого Наагарским…

– Ниагарским, – сказала Валентина.

– Да, Ниагарским, и продлится это безобразие два месяца. Так вот… мой дурень сказал, что как туда приедет то сразу за золотом в Калифорнию отправится. Пока, говорит, те люди водопад смотреть будут, он каменьев золотых насобирает, а потом с теми глядунами домой с золотом воротится. А денег, в газете той прочитал, надо всего-то 400 рублей. А у самого, дурака и красненькой нет.

– Плюнь ты на него. Все они дураки безмозглые, пусть себе мечтает. Мой тоже не лучше, – задумчиво проговорила Серафима. – На прошлой недели такое отчебучил, что аж диву даёшься, откуда такие мысли у них берутся. Толи с пьяни, толи с похмела, толи сам чёрт, прости меня Господи, – перекрестилась, – на ухо им шепчет.

Женщины перевели вопрошающий взгляд с Марфы на Серафиму и сосредоточили на ней внимание.

– Картины, говорит, рисовать буду. Заприметил у свата какую-то картинку в деревянной рамке, тот её на днях из Бийска привёз. На ней, сказал, деревья как у нас на взгорке. Купил её сват за три рубля и сказал моему дуралею, что картины те нарасхват шли. Сказал, что картина та писана каким-то художником с шишками, – высказалась Серафима.

– Шишки-то зачем ему… художнику тому? – удивилась Марфа.

– Мне это не ведомо, подруженька. И мой оболдуй не сказывал об этом.

– Шишкин это, – деловито проговорила Валентина.

Женщины воззрились на Валентину и через полминуты молчания:

– Шишкин, откуда или где? Как там чего?.. – от непонимания ответа Валентины, часто моргая глазами, проговорила Серафима.

– Шишкин это художник, фамилия у него такая чудная, – уточнила Валентина.

– Откуда тебе про это известно, подруженька? Про Калифорнию и водопад этот Ниа… Ниага?.. Тфу на него, будь он неладен, – удивлённо посмотрела на Валентину – Марфа. – И Шишкина этого, откуда знаешь? На базаре что ли встречала?

– Шишкин, милая, он не в нашем краю живёт. В России он, а водопад называется Ниагарский, – проговорила Валентина.

– Вот я и говорю, Ниагарский, – и тут же с вопросом к Валентине. – А откуда тебе это известно? Может вовсе и не так его кличут, водопад тот американский. И про Шишкина этого, откуда ты знаешь? Может вовсе он не так, тот художник прозывается.

– У сына книжку смотрела, спрашивала его, он и читал. Запомнила, интересно очень. В книге той много чего интересного… и про Америку, и про Африку, и про северные страны разные, – ответила Валентина. – В библиотеку ходит, и книжки интересные там берёт. Читает всё, читает, на улку не выгонишь, за стол с трудом усаживаю.