Павел Соболевский - Дверь в параллельный мир

Достаточно взглянуть на мою угрюмую, по-волчьи злобную физиономию, чтобы понять – я не из шутников. Да и повадки бывалого сидельца бросаются в глаза слишком явно. Они сами по себе нагонят страха на кого угодно. В моей правой руке подпрыгивает самый веский из аргументов – ствол с глушителем.

Перетрухавший Олег Константинович побелел как простыня, отбеленная в зоновской хлорке, и потянулся к шкафчику за лекарствами. Его жёнушка так громко застучала зубами, что мне подумалось, она вот-вот наделает под себя лужу, а заодно и кучу. Я неслышно заглянул в другие комнаты: дети спали и вряд ли проснутся раньше утра.

– Кто заказчик?! – прорычал я тихо, но зло. – Говори, или будет хуже. Я поставлю на тебя утюг и воткну шнур в розетку. А если вздумаешь кочевряжиться, прикончу детей и бабу. Мне долго разговаривать некогда.

Он конечно мне всё рассказал. Я сунул ему стакан с водой и разрешил накапать валокордина. Он выпил пахучую дрянь, держа стакан трясущимися руками, выдал заказчика и рассказал где его найти.

Выйдя на улицу, я спрятал пистолет в складках плаща, который позаимствовал в гардеробе полковника, и снова поймал такси. Назвал водителю адрес, и он повёз меня за город.

***

Дом заказчика мне понравился. Умеют приближённые к власти вальяжно жить в этой захудалой и замызганной, систематически обираемой ими стране. Слуги народа каждый день проезжают мимо по государственным делам в раздумьях о «служении Родине и долге перед Отчизной». С чувством собственного достоинства и глубокого морального удовлетворения. Взирают из окон престижных авто на народ, которому служат – на беспросветно-глупую, искусно зомбированную массу, влачащую страдальческое существование и надоедливо скулящую, как вечно битый хозяином цепной пёс.

Дожидаясь, когда заказчик пожалует домой, я пью дорогой привозной коньяк из его запасов, закусываю шоколадом и пялюсь в телевизор, развалившись в кресле перед широченным экраном и закинув ноги на стол. И даже больного сердца не чувствую. Коньяк многолетней выдержки, как бальзам, легко гонит кровь по венам и лечит воспалённые нервы.

Проник я сюда четверть часа назад, легко, как к себе домой. Отпустил такси, осмотрел снаружи красивый фасад большого трёхэтажного особняка и понял, что затруднений не будет.

Темнота парадной стороны подсказала мне, что охранники безмятежно давят на массу или бухают, как это принято среди отечественных секьюрити во время «изнурительных» трудовых вахт. Только в одном окне из-за шторы проглядывал тусклый свет. Не иначе, там просмотровая комната, откуда дежурный следит по монитору за изображением с камер.

Мудрёные запоры и бронированные двери для меня не помеха. С моим богатым криминальным прошлым и навыками бывалого медвежатника обойти эти бесхитростные препятствия – пара пустяков. Я даже покуражился, попозировав перед глазком камеры направленной на крыльцо, прежде чем взломать замок. Реакция охранников последовала с непростительным запозданием – видимо я оказался прав по поводу их пристрастия к выпивке и сну в служебное время. Короче говоря, всё было до смешного просто.

Ещё через полчаса домой заявился хозяин. Он беспечно отпустил шофёра и телохранителя, ни о чём не подозревая. Машина отъехала от дома и растворилась в темноте – я проследил за нею в окно. Хозяин толкнул оставленную незапертой дверь, слегка удивился по этому поводу, вошёл и увидел меня.

– Проходи, – пригласил я, показал направление пистолетом и предупредил: – Не вздумай валять дурака, а то схлопочешь пулю.

Хозяин, моложавый мужик лет сорока пяти в дорогом деловом костюме под таким же дорогим плащом и с внешностью какая нравится бабам, непонимающе заозирался.

– Охранники тебе не помогут. Их вместе с горничной и смазливой соской в ночной сорочке я успокоил навеки.

Моложавый мужик с интересом приподнял одну бровь, но всерьёз мои слова не воспринял. Он спокойно прошёл в прихожую, прикрыл за собой дверь и начал снимать плащ, поймавший на улице несколько капель дождя – как ежедневный ритуал, исполняемый механически и с равнодушием ко всему на свете. О плохом он даже не помышлял, пока не повернул голову и не увидел…

Голова громилы, застывшего по стойке смирно, была прибита к стене массивным янычарским ножом, позаимствованным мной в соседней комнате из хозяйской коллекции холодного оружия. Перекрестие рукояти торчало из забитого тёмной массой углубления на месте вытекшего глаза. На бритых ёжиком волосах – засохшие блины спёкшейся крови. Громила взирал в пустоту единственным застекленевшим глазом, широко открывшимся в момент последнего в его жизни искреннего изумления.

Хозяин взглянул на второго телохранителя, развалившегося на полу возле дальней стены. Такого же мёртвого, как и первый, только без головы. Отсутствовавшая часть его тела, рыжеволосая и кучерявая, закатилась куда-то под шкаф, после того как я опробовал в деле рубильные качества турецкой сабли.

Моложавый мужик, отдаю ему должное, отличался крепкими нервами. Маску спокойствия он носил с достоинством, давно привыкнув к роли «хозяина жизни» и ни секунды не сомневаясь в своей принадлежности к касте неприкасаемых. Но в этой уверенности он пребывал недолго. Заподозрив самое худшее, он быстро прошёл по прихожей, перешагивая через покойников, открыл дверь и заглянул в спальню.

Беспокоился моложавый мужик не зря. Если судить по тому, как он дёрнулся и пошатнулся, зрелище пришлось ему совсем не по вкусу. Моложавое лицо посерело, гримаса боли изменила его и в один миг состарила лет на тридцать. Ставшие ватными ноги подгибались, руки судорожно вцепились в дверной косяк.

«Бедолага, – подумал я. – Видимо здорово запал на молоденькую вертихвостку из фотомоделей, которую охаживал в этих хоромах. Падкую на богатеньких дядечек и умеющую выжимать ретивой скачкой рекордный максимум из жеребца, своевременно подвернув причинное место. А в благодарность добиваться от похотливого организма всех земных благ для себя любимой».

Вот только на этот раз пронырливой твари не пофартило. Её я повесил на люстре, соорудив петлю из телевизионного провода. Длинные вьющиеся волосы перепутались в резном хрустале подвесок, ночная сорочка в стиле «исполняю желания» варварски разорвана пополам. Наполненная силиконом грудь вывалилась из лифа наружу, рот заткнут засунутыми в глубокую глотку кружевными трусами.

Я оприходовал её, длинноногую и брыкастую, уже накинув петлю на шею. Сделал своё дело и выбил из-под шлюхи коллекционный стул. Она задёргалась, сдавленная в петле, заметала ногами, но скоро утихла, с вываленным изо рта языком и стеклянными глазами навыкате.

Обычный эпизод, не первый за сегодняшний вечер. Я привык убивать без раздумий. Терять мне давно уже нечего: по мне плачет пожизненная отсидка. Какая разница, сколько трупов будет в финале?