Кира Коэн - Экспресс. Сборник невыдуманных историй

Давид задумчиво погладил густые черные усы:

– А что? Все будет по-честному. Завтра пошлем соседского мальчика глашатаем о том, что тебя не стало. Красиво тебя оденем. Для такого случая я одолжу тебе красивую рубашку, которую я по праздникам надеваю. – Он медленно и с достоинством обвел всех взглядом. – Уложим тебя на тахту. Накроем покрывалом. Никто ничего не заподозрит. Все соберутся в твоем доме, принесут деньги на твои похороны, и всё! Поплачем, вспомним, каким ты был добрым и честным. – Глаза захмелевшего Давида наполнились слезами. Он с чувством достал платок, развернул его и высморкался.

Мушкел, сгорбившись, смотрел на Давида снизу вверх грустными глазами.

Сандро подошел к Мушкелу и тоже положил руку ему на плечо.

– Выпьем за тебя, закусим. И, главное, ты тоже будешь с нами!

Мушкел представил себя бездыханно лежащим на тахте, в холодном доме. От жалости к себе у него сжалось сердце.

– Что-то я не готов пока к этому, – очень тихо, опустив голову, сказал Мушкел.

Такого разочарования Сандро и Давид давно не испытывали.

– Э-э-э!!! – Давид взмахнул рукой и досадливо опустил ее. – Ему дело предлагают, а он? Один раз в жизни ты можешь на что-то решиться? Не хочешь, чтобы уважаемые люди пришли в твой дом, – так и скажи! – Давид резким движением руки убрал ниспадающую на его глаза челку, обиженно надув свои и так толстые щеки.

Через несколько минут молчания Мушкел не своим голосом спросил:

– А когда?

Все тут же оживились.

– Завтра. А чего ждать? – Сандро в предвкушении потирает руки. – Приготовим плов, наварим мяса. Одним словом, накроем шикарный стол. Ты же знаешь, как мы тебя уважаем!

– Почему для того, чтобы накрыть мне шикарный стол, я обязательно должен умереть? Мы можем сделать все то же самое, но чтобы я не умер? – Мушкел неуверенно смотрит на всех.

– Ты что? С какой стати без повода накрывать такой стол?

Между мужчинами снова повисло молчание.

– Я придумал! – У Мушкела засияли глаза. – Смотрите. Когда я по-настоящему умру, вы же будете собирать деньги на мои похороны? Да. Дайте мне эти деньги сейчас, и мы накроем шикарный стол. На мои настоящие похороны можете не приходить! Просто меня похороните, и все! Все равно я с вами тогда посидеть не смогу. Ну как? Хорошо я придумал? – Мушкел с надеждой обвел всех взглядом.

– Ты ведешь себя как ребенок! Не хочешь – не умирай! – Сандро обиделся не на шутку.

Мушкел понял, что надо соглашаться. Это единственный шанс пригласить друзей в гости.

Грустная весть с утреннего зимнего небосклона обрушилась на жителей деревни.

– Мушкел умер! – радостно крича, бегали по деревне деревенские мальчишки в предвкушении чего-то для них непонятного и торжественного.

По традиции, ударяя себя по коленям, женщины громко запричитали. Все бросились к дому Мушкела.

Мушкел с гладко побритыми впалыми щеками и с тщательно причесанными волосами лежал спокойно на тахте, в парадной рубашке Давида. Таким симпатичным он еще никогда не был. Прибежавшие громко причитающие соседки при виде «покойника» тут же прекратили плач и с удивлением уставились на Мушкела. Окружив тахту, они молча, оценивающе взирают на него. Давид и Сандро, стоящие рядом с тахтой, нервно переминаются с ноги на ногу. Жена Давида узнала рубашку мужа на Мушкеле и вопросительно и строго смотрит на супруга. Давид опускает глаза.

– Хороший был человек. Не жалко. – Жена Давида вытирает сухие глаза кончиком головного платка.

Женщины в недоумении смотрят на нее.

– Жалко его!

Женщины поняли, что в первый раз ослышались, и успокоились.

Соседка Нина, крупная высокая женщина, решила, что тишина затянулась, а это некрасиво на похоронах, и начала причитать, как бы приглашая соседок на душераздирающий плач.

– Бе-е-едный, несчастный Мушкел! Как ты несуразно умер! И жизнь была несчастливой, и смерть такой же!

«Интересно, где она видела счастливую смерть?» – грустно подумал Мушкел, неудобно лежа на твердой тахте.

– Каким он, оказывается, красивым был! Несчастный! Так и не женился. Ни жены, ни детей. – Нина, известная в деревне плакальщица, грузно стоит над Мушкелом, как будто хочет его ударить своей тяжелой рукой, и во весь голос причитает. Она уже оплевала все лицо Мушкела. Ему нестерпимо хотелось вытереться.

«Как я раньше не замечал, что она всех покойников оплевывает? – Ему стало смешно. – Все ушли оплеванные!» Он вспомнил, что последним в деревне умер Вано. «До чего же злобный был старик! Тогда тоже Нина возле его гроба громко причитала. Она его тогда, наверное, хорошо оплевала. Так ему и надо!» Мушкелу стало весело.

Соседка Маро, поправив платок на голове, подошла к «покойнику» и поцеловала в лоб. В доме у Мушкела было холодно. И он тоже был холодным. Он так замерз, что у него посинели губы. Конечно, он не мог видеть, кто его поцеловал. Но в любом случае ему стало приятно, и он чуть не улыбнулся. Его так давно не целовали.

Через какое-то время он начал замерзать окончательно. Хоть бы они двери закрыли.

Но в доме покойника принято, чтобы двери были открыты нараспашку. Мушкел медленно остывал.

Причитания закончились. Соседи быстро собрали деньги. Началась подготовка к похоронам. На улице разожгли костер. Варилось мясо только что зарезанного теленка. Поставили длинный стол. Его быстро уставили разными яствами. Все были так увлечены приготовлениями, что на какое-то время совсем забыли про Мушкела. Так устроен человеческий мозг. Сперва шок от того, что человека не стало, потом ты думаешь о нём только как о покойнике.

Соседи долго сидели за столом. Сперва с грустью ели мясо, сыр, зелень, помидоры, огурцы, пили красное и белое вино. Потом стали громко переговариваться между собой, кто-то начал спорить, из какого винограда лучше делать вино: из «изабеллы» или из смеси разных сортов. В конце посиделок многие уже смеялись, весело переговариваясь. Тамада призвал собравшихся успокоиться, проявить уважение к «покойнику» и… начал протяжную песню. Он был уверен, что у него хороший голос, и не упускал возможности это продемонстрировать. Петь на похоронах, конечно, допускалось, но в случаях, когда так завещал покойный.

До начала песни Мушкел в какой-то момент уснул. Неглубоко – боялся захрапеть. Но когда затянул песню тамада, он вздрогнул.

У него ныла спина, и он почувствовал, что замерз окончательно.

Уже начало темнеть. Мушкел ждал. Ждал, что наконец-то все разойдутся, кроме дяди Георги, Сандро и Давида, и они будут до утра выпивать, есть, разговаривать. Ведь именно близкие друзья остаются на ночь с покойником.

«Вот те раз! Я умер, а они оставили меня тут одного, а сами пьют и поют песни! И с этими людьми я живу! Свиньи, а не люди!»