Алексей Макаров - Морские рассказы. Избранное

Он – бац, бац, бац, ниже, ниже… Простучал по ящикам.

– Да, – говорит, радостно поднимая лицо ко мне. – Вот из этого ящика и кукарекает.

И на самом деле. Я прислушался к этому ящику. Точно! Этот ящик кукарекал.

– Да там, наверное, сингапурский будильник. Кто-то нажал кнопку на нём – и он поэтому и кукарекает, – предположил капитан.

– Да ты что?! – Я был ошарашен простотой такого решения.

Вытащили мы с капитаном этот ящик, отнесли его в кладовку подальше и заперли там. До конца рейса я так его и не трогал больше, не заходил в кладовку, но кукареканье в каюте прекратилось.

А когда Зайцев пришёл в Сиэтле к нам на борт, я поинтересовался:

– Что у тебя в ящике там может кукарекать?

– Да, ёлки-палки, это моя жена, наверное, будильник положила, клавишу на нём нажала – вот он и кукарекает.

Ну, мы посмеялись. Но капитан говорит:

– Всё-таки одно нормально, что у тебя с башкой всё в порядке и крыша у тебя нормальная. Ты ещё не чокнулся и не дурак, хоть и в рейсе находишься больше полугода, но соображаешь ты очень хорошо.

И рассказал, что этот корреспондент пришёл к нему и говорит:

– С вашим стармехом проблемы – у него кукареканье в голове слышно. А по нашим законам если моряк находится в море больше четырёх месяцев, то этому человеку нужно отдыхать. А вы уже больше полугода в рейсе. Обратитесь в компанию, чтобы ему срочно предоставили отдых, а то его ни один суд не возьмёт свидетелем в случае какого-либо инцидента.

Капитан, спокойно выслушав озадаченного корреспондента, успокоил его:

– Да всё нормально, мы уже нашли кукареканье, устранили причину, теперь у него нет проблем в каюте.

Потом, уже перед подходом к Сиэтлу, корреспондент выбрал время, зашёл ко мне в каюту и поинтересовался:

– Ты меня, конечно, чиф, извини за такой вопрос, но я всё-таки хочу спросить у тебя: у тебя здесь, – он обвёл каюту рукой, – больше ничего не кукарекает?

– Да нет, – успокоил я его, – мы нашли этот ящик, из которого неслось кукареканье, там был будильник.

– Да, это был один из морских анекдотов, я его попытаюсь описать в своих очерках, – рассмеялся Майкл и попросил: – Если ты, чиф, будешь не против этого.

– Напиши, – разрешил я ему.

Мы тепло распрощались. Но описал ли этот случай Майкл, я не знаю.

И вот, пока я гулял с Нельсоном, этот случай непроизвольно вспомнился мне.

«Но чтобы медвежонок разговаривал со мной и я это слышал – вот что странно. Это тебе не ящик перетащить», – рассуждал я.

На судно я возвращаться не торопился и ещё долго гулял с Нельсоном по густой роще, расположенной рядом с портом. Хозяева засадили её различными деревьями, собранными со всех континентов мира, и, бродя по ней, я наслаждался их видами.

Хозяева ухаживали за рощей. Проложили многочисленные дорожки и тропинки для прогулок, по которым я долго бродил. Не знаю, нарушил ли я этим ирландские законы о частной собственности, но за прошедшие почти полгода меня никто не остановил и не сделал замечания по поводу моего несанкционированного проникновения на чужую территорию.

Когда я вернулся на «Кристину», никого, конечно, у трапа не было. Следов вечернего отдыха под тентом тоже не наблюдалось. Вахтенный матрос – филиппок сидел где-то в каюте. Ужин я прогулял. Кразимир оставил мне кое-что покушать. Я залез в холодильник, сделал себе бутерброд и разогрел в микроволновке ужин. Поужинал и поднялся в каюту.

Посадил на иллюминатор Нельсона со словами:

– Ну, Нельсон, всё. Теперь мы будем вместе с тобой путешествовать. Будем вместе работать. Теперь ты будешь моим товарищем. Постарайся всегда создавать мне хорошее настроение. Ты согласен?

Нельсон как будто вдруг моргнул глазами и кивнул головой: «Да, согласен».

Вот тут у меня и в самом деле непроизвольно вырвалось:

– Вот это да!

Сняв комбинезон, я принял душ и лёг в кровать. Наверное, это был один из тех редких случаев за последние почти полгода, когда я ложился раздетым в постель.

Обычно я спал не раздеваясь, на диванчике или в своём знаменитом кресле в ЦПУ.

Первый месяц на «Кристине» был для меня самым настоящим кошмаром. Комбинезон я вообще не снимал. Спал где придётся. Комбинезоны я только менял. Один на мне, другой стирается, а остальные сушатся. Как-то раз старпом Валерка заскочил в ЦПУ и, увидев меня, скорчившегося на стульчике за столом, предложил:

– Дед! А не сделать ли нам для тебя достойное лежбище?

Я был не против его предложения.

– Но как это сделать? – Я был озадачен Валеркиным предложением.

– Не переживай. Всё сделаем быстро. – Валеркин энтузиазм меня всегда поражал.

При первой же стоянке в Авенмаусе Валерка попросили Майкла, чтобы тот отвёз его на ближайшую автомобильную разделку.

Майкл – пенсионер. Ему далеко за семьдесят. Он одинок и скрашивает свою жизнь тем, что ходит по судам и помогает морякам. Просто так, от души. Помогает – и всё. Я ему иной раз наливаю за его доброту по паре канистр дизельного топлива, которым Майкл заправляет свой «Лэнд Ровер». Денег у Майкла достаточно. Поэтому и машина у него очень даже приличная.

Майкл отвёз нас на разделку, на которой мы за несколько часов отыскали пару шикарных автомобильных кресел. Хозяин разделки – конечно не бесплатно, но по божеской цене – отдал нам эти кресла и привёз нас с ними обратно на судно.

У Валерки появилось занятие. Он несколько вечеров пилил и строгал постаменты для добытых кресел. Одно из них было установлено на мостике, а другое – у меня в ЦПУ.

Кресло и в самом деле было шикарное. Оно крутилось на триста шестьдесят градусов, регулировалось по высоте и по ширине. Его можно было поддуть и отрегулировать наклон спинки и подголовника. А можно было разложить, как кровать. Вот тут-то и наступили мои блаженные вахты. Можно было полностью разложить кресло и спать, спать, спать, находясь, как и прежде, в ЦПУ.

Иной раз Кразимир приносил мне еду прямо в ЦПУ, так как покинуть его не было никакой возможности во время длительных отходов из Авенмауса или подходов к Ватерфорду. Видя, как я мирно сплю в таком кресле от усталости, он не будил меня, а оставлял тарелки с едой на столе.

Из-за постоянных отходов и приходов я вынужден был большую часть времени проводить в машинном отделении, где осуществлял пуски механизмов и постоянно контролировал и обслуживал их.

В машине я был один. У меня не было ни моториста, ни механика, ни электрика. Всё приходилось делать самому. Самому всё мыть, красить и заниматься ремонтом. Так что в моём машинном отделении можно было ходить по плитам без обуви, в носках, не опасаясь их испачкать. Такая у меня в машине была чистота. Хозяин после двух месяцев моей работы посетил судно и, увидев такую чистоту, даже поднял мне оклад почти на двести долларов.