Павел Амнуэль - Что будет, то и будет. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 6

Из других родственников покойного упоминания удостоился племянник Гай Шпринцак, молодой человек лет тридцати, сын покойной сестры Гольдфарба. Поскольку у самого хирурга детей не было, интерес журналистов сосредоточился вокруг личности самого вероятного наследника. Бывшая жена была не в счет: ее адвокат, видимо, по приказу нового мужа, заявил, что Эяль не претендует и не будет претендовать ни на один шекель из наследства Иосифа.

«Она такая бескорыстная?» – спросил репортер.

«Она практичная, – был ответ. – В брачном контракте содержался пункт о том, что в случае развода Иосиф выплатит Эяль полтора миллиона шекелей и будет платить ей по пятнадцать тысяч ежемесячно до ее следующего возможного замужества. При этом из наследства Гольдфарба она не должна претендовать ни на что, кроме недвижимости».

«А если бы Эяль вышла за бедняка? – не унимался репортер. – Или не вышла бы замуж до конца дней своих?»

«Кто? Эяль?» – удивился адвокат. Это и было его ответом.

Что же до племянника Гая, то он, как положено, сидел шиву (примечание: шива – семидневный траур у евреев, в течение которого близкие родственники покойного не покидают дома, мужчины не бреются и т.д.) и сказал коротко: «Не нужны мне эти миллионы, был бы дядя жив…» Корреспонденту «Маарива» фраза показалась достойной всяческой похвалы, но репортер из «Новостей» счел ее двусмысленной, поскольку слышал от соседей, что племянник не очень-то уважал своего дядю, а Гольдфарб племянника просто ненавидел и даже как-то сказал в сердцах: «Убивал бы таких своими руками».

«Гай ненавидел дядю?» – попытался уточнить репортер, полагая такой расклад более естественным.

«Нет, Иосиф терпеть не мог Гая», – в голос утверждали соседи, знакомые и все прочие, кто хоть каким-то образом был связан с семейством Гольдфарбов.

Гай не выносил вида денег. Не то чтобы он их не любил. Наоборот, любил настолько, что желал иметь деньги в неограниченном количестве, чтобы немедленно потратить. Есть такой тип людей: покупая лотерейный билет, они с точностью до шекеля расписывают будущие покупки в случае выигрыша миллиона (квартира, машина, тур в Лондон…), а когда действительно выигрывают вожделенный миллион, тут же спускают его и буквально на следующий день не помнят, на что же, собственно, потрачены такие большие деньги.

В отличие от дяди Иосифа, Гай не имел никаких талантов, кроме таланта неудачливого игрока. Когда жива была Мирьям, Гай тянул деньги из матери, пока не разорил ее вконец, а затем вынужден был зарабатывать деньги сам, поскольку дядя сразу сказал: «На глупости – ни шекеля». Зарабатывать деньги Гай не умел. В армии пытались обучить его профессии водителя, и единственное, что племянник Гольдфарба делал замечательно, – водил собственную «хонду». Не «авиа», впрочем.

В общем, если бы на моем месте был Пуаро, то серые клеточки непременно потребовали бы обратить особое внимание на племянника – типичный, если вдуматься, случай: молодой повеса, игрок, денег нет, а тут богатый дядя и наследство в миллионы шекелей… Дядя, к сожалению, молод, значит, нужно…

Чепуха. Во-первых, у племянника уже год не было ключа. Во-вторых, дядя убит был по чистой случайности. Брали картины, а тут… Нет, почему же? Гай мог снять с ключа копию давным-давно. И когда остался в очередной раз на мели, отправился к дяде – не убивать, конечно, а грабануть картины, о которых, естественно, прекрасно знал. И цены знал, и место, где висят. Не рассчитал, напоролся на дядю…

Не то. Напоролся на дядю – и убил? Посторонний грабитель поступил бы так, но племянник?.. И зачем Гаю идти на дядину виллу с пистолетом? Предполагал, что дело может закончиться пальбой?

Может, он шел именно убивать, а картины прихватил либо для отвлечения внимания, либо действительно на продажу? Нет, это вообще бред – убивая, он рассчитывал на наследство. Зачем было брать картины, которые и без того принадлежали ему по праву наследования? Впрочем, почему бред – Гай понимал, что станет первым подозреваемым. Значит, если он убил, то обязан был инсценировать что-нибудь вроде ограбления, чтобы навести полицию на ложный след.

Навел? Не знаю, что думал о Гае Бутлер, но меня инсценировка кражи со следа не сбила бы. Версию племянника я бы отработал до конца, хотя, если честно, был уверен, что след оказался бы таким же ложным, как и версия о неизвестных грабителях.

По журналистским материалам трудно судить о характере человека, но все же племянник не выглядел способным на убийство. Видел я таких, молодых, рисковых, любителей легких денег и женщин, игроков, вечно сидящих на мели, людей приятных и… трусливых. Максимум на что они способны – подраться, да и то, если выйдут из себя. Убить, да еще с заранее обдуманным намерением? Ограбить? Не тот случай. Может, во времена Пуаро, да еще в Англии, какой-нибудь сын лорда Бадмингтона… А мы живем в Израиле в двадцать первом веке.

Таблица моя, несмотря на четыре колонки, получилась довольно куцей. Серым клеточкам негде было разгуляться. Газетные статьи были неплохим подспорьем для комиссара Мегрэ с его психологическим методом, но мне пространные истории о жизни семьи Гольдфарбов не принесли ничего, кроме головной боли.

Серым клеточкам потребовался отдых, и во второй половине дня я заставил себя переключиться на иной вид деятельности – историю. Получив неожиданную пищу в виде дневников Моше Дантора, репатрианта, приехавшего в Палестину из Берлина в 1934 году, мои серые клеточки трудились до вечера, а потом пришла с работы Рина, и мне пришлось тащиться на скучнейший ужин к родственникам. Серые клеточки потащились со мной и весь вечер донимали неожиданными догадками, не имевшими никакого отношения к содержанию застольной беседы.

Беседа лишь раз коснулась трагедии в Герцлии, и неожиданно для меня все пришли к единодушному выводу о том, что Гольдфарба убил, конечно, один из его бывших пациентов, которому хирург в свое время то ли что-то не то пришил, то ли что-то лишнее вырезал.

На мои робкие возражения (не было в блистательной карьере хирурга Гольдфарба таких трагических срывов, тем более – в последнее время!) родственники не обратили внимания – нормальная реакция людей, для которых собственная версия, как бы она ни была абсурдна, является единственно правильной…

***

Мобильник зазвонил в шесть утра.

– Если это Роман, – сказала жена сквозь сон, – передай: пусть больше не появляется в этой квартире.

Я так и сказал.

– Ну и хорошо, – мирно отозвался комиссар. – Значит, поеду без тебя.

– Куда? – немедленно спросил я, поняв, что перегнул палку.

– Видишь ли, Павел, – сказал Роман, – я получил разрешение на твой допуск к некоторым следственным действиям. В виде исключения – в качестве независимого эксперта. Но если ты предпочитаешь спать…