Наталия Дмитриева - Дар напрасный

– Скоро стемнеет. Ты не замерзла?

– Тебе не кажется, что человек обречён на безволие и бездействие? – оторвавшись от ствола, она обхватила себя руками. – Действительно, зябко. Надо занести дрова в дом и растопить камин. Будет дождь.

Антон набросил на её плечи куртку и улыбнулся:

– А как же бездействие? – он поправил якобы сползающую куртку и удержал руку на её плече.

– Это – не действие, Антоша. Это – противодействие.

Он убрал руку. В глазах колыхнулось что-то неуловимое – и будто выплеснулось, обдав ощутимым жаром. Наталья чмокнула его в щёку:

– Спасибо… – и посмотрела в глаза так, что он понял: это не за куртку. Пламя утихло, но не исчезло. – Я не так выразилась. Это не противодействие. Мы с тобой ничего не можем сделать дождю. Мы не можем пойти против него. Только с ним или от него.

Она погладила его по макушке и улыбнулась. Антон подхватил за её спиной попытавшуюся соскользнуть куртку и осторожно, но уверенно сократил расстояние:

– Я хочу есть, – прошептал над ухом и другой рукой, перехватив её запястье, провел ладонь по слегка колючей щеке, попытался пристроить себе на шею.

– Тогда надо срочно действовать, – она высвободила пальцы и пощекотала его затылок.

Антон обнял её так, что невозможно стало убрать руку, и она вынуждена была, обняв ответно, уткнуться носом в его плечо. «Хи-хи! Хи-хи!» – по-прежнему равномерно раздавалось в сумерках, но это было уже совершенно обессилевшее ехидство, которое не могло никого обеспокоить. Звуки стали похожи на странное, нарочитое покашливание-хмыканье, промежутки между которыми всё удлинялись и вскоре почти слились в звенящую тишину, изредка прерываемую сдавленными угрюмыми вздохами…

– Антон, пойдем, нас, наверное, уже потеряли.

– Никто нас не потерял. Уверяю тебя!

Он слегка ослабил руки, и она, воспользовавшись мгновением, откинулась чуть назад, чтобы поймать его взгляд, потому что в голосе почудилась усмешка. Антон смотрел на неё, казалось, выжидая чего-то.

– А случалось когда-нибудь так, что тобой искренне восхищаются, а тебе кажется, что тебя и за человека-то не считают?

Антон готовился подтолкнуть качели, и уже протянул было руку, но осознав услышанное, как в замедленной съёмке, плавно положил ладонь на цепь, будто стараясь удержаться.

– Я тебя не совсем понимаю… Наташа, я…

– Прости, это не имеет к тебе отношения, поверь. Просто я недавно читала один рассказ. – Наталья отвернулась от Антона и, сама того не замечая, начала раскачиваться в такт рассказу. – Представь, лингвиста-полиглота суровый рок забрасывает на неведомый цивилизации остров. Аборигены знают всего несколько десятков слов, не похожих ни на один известный земной язык. Ученый хочет установить контакт, пытается переводить, старается научить добрых островитян более совершенному языку. Но, увы! Они только жалеют ученого, утешают, как могут, потому что… Ты только представь! Они считают, что этот глубокий (ну, по их меркам) старец совсем слабоумный. И они! Пробуют научить его «человеческой» речи, так и не поняв ничего из его языка. Представляешь?

Антон внимательно слушал, больше не помогая раскачивать качели. Наталья потихоньку утрачивала энтузиазм, перестала отталкиваться, лишь по инерции раскачивая ногами и так же по инерции продолжая рассказ.

– В общем, путешественник быстро разобрался в языке островитян. Но понял, что никогда не научит их своему родному. И хотя он был еще достаточно молод и полон сил, смирился. Бросил тщетные попытки и заговорил на примитивном наречии. Островитяне возликовали! Если бы в их языке было слово «чудо», они кричали бы его во все глотки…

Закончив свой рассказ, Наталья остановила качели. Антон не двигался с места, переваривая услышанное.

– Забавная история… – наконец нарушил он молчание. – Но почему ты её сейчас вспомнила?

Она только вздохнула в ответ…

«Хи-хи!» – донеслось затухающим эхом.

– Ну, пойдём, а то тут за нами подсматривают, – улыбнулся Антон, и они направились к дачам.

Оставив Антона закрывать калитку, Наташа прошла в дом, размышляя, куда подевалась сестра с мужем. Только на крылечке горела лампочка, сгущая вокруг сумерки. Наталья откинула щеколду, включила свет в доме, повесила куртку на крючок. На вешалке было теперь всего две куртки: её и Антона. Ни обуви, ни одежды, ни записки… На плитке горячая кастрюля с чем-то похожим на плов. Она вернула крышку на кастрюлю, проверила, есть ли в самоваре вода. Вставляя вилку в розетку, машинально подумала, привезли ли они хлеба, и пошла в комнату накрывать стол к чаю, оставив дверь нараспашку, чтобы Антону было удобно вносить дрова.

– По-моему, напрасно ты боишься дождя. На небе уже звёзды появляются, – Антон отряхивал рукава рубашки, выравнивая носком кроссовки поленья на листе жести возле камина и выискивая взглядом, чем развести огонь.

– Я не боюсь дождя. Я дождь очень даже люблю.

Наташа обнаружила, что хлеб они всё-таки забыли, и соображала, нельзя ли сделать бутерброды с колбасой из почти свежих бубликов с маком. Решив, что можно рискнуть, принялась разрезать пухлый бублик так, чтобы было похоже на булку.

– Давай пока попьем чаю, а ужинать сядем, когда Серёга со Светкой вернутся. Не против? Они куда поехали-то? Ты какой чай будешь – зелёный или…

– Я категорически против, – Антон старательно отряхивал джинсы, направляясь к умывальнику. – Когда вернутся твои родственники, я уже скончаюсь от голода.

Закончив изображать бутерброды, Наталья критически окинула стол, взяла заварной чайник, чтобы выплеснуть старую заварку в огород – самовар шумел вовсю. Выглянув на улицу, она запрокинула голову и действительно обнаружила в небе ярко мерцающую точку. «Гори, гори, моя звезда», – промурлыкала, вспоминая, куда именно Светлана обычно вытряхивала заварку. «Ни ты дождю, ни дождь тебе – не помеха, – уже про себя пробормотала она, с усилием встряхивая перевернутый чайник, потому что было темно. – И когда он успел погасить свет?» Вернувшись на крыльцо, Наташа щёлкнула выключателем, проверила результаты своих трудов, осталась довольна и отправилась заваривать чай. Самовар вскипел, Антон, загадочно улыбаясь, накладывал в тарелку «плов».

– А хлеба нет. Куда у нас хозяева-то подевались?

– А и не надо, – Антон закрыл кастрюлю, отнёс тарелку и вернулся за самоваром, всё так же улыбаясь.

В комнате стало если ещё не тепло, то уже уютно от звуков и запахов дров и огня. Она налила себе чаю. Антон с завидным энтузиазмом поглощал содержимое тарелки.