Александр Медведев - Петербургская драматургия. Ежегодник 2022

ОЛЕГ. Между прочим Академия продолжает работать. Никто никуда не уехал!

САШКА. Все сдохнем! Я не верю в победу!

ОЛЕГ. Замолчи! Я этого не слышал. И только попробуй еще раз так сказать! Ты же сам себя в гроб вгонишь! Своим настроением! Разве не знаешь сказку про двух лягушек, которые попали в горшок со сметаной? Одна сдалась и захлебнулась, а выжила та, что барахталась до конца! Надо барахтаться, Сашка! До конца.

САШКА. Ну, и барахтайся сам! Я человек, а не лягушка!

ОЛЕГ. Ну, и сиди здесь один! ( Уходит .)

Затемнение.

АВТОР. Сашка умер от голода в конце ноября, самого голодного месяца блокады. С 1 октября нормы снизились до 400 грамм в день рабочим и 200 грамм служащим и иждивенцам. Все ждали увеличения нормы к празднику Октябрьской революции, но повышения не произошло. Многих это морально подкосило. Более того с 20 ноября норма снизилась до 250 грамм для работающих и 125 грамм для иждивенцев и продержалась так почти месяц. "Сто двадцать пять блокадных грамм с огнём и кровью пополам", – написала об этом Ольга Бергольц в своей «Ленинградской поэме». (Перебирает фотографии.) Вот фотография моей девятилетней мамы. На руках у нее годовалый двоюродный брат. Кто сфотографировал их в ту блокадную зиму? Не знаю. Теперь уже не у кого спросить…

Возникают очертания комнаты в ленинградской квартире. Окна плотно завешаны одеялами. В печке-буржуйке чуть теплится огонь. На кровати лежит Дуся, укрытая одеялами и пальто, только нос торчит. Утро. Фрося приносит тазик с водой.

ТОМОЧКА. Не буду умываться!

ФРОСЯ. Как это умываться не будешь? Почему?

ТОМОЧКА. Вода холодная. Я видела, в бидоне был лед.

ФРОСЯ. Так я воду вскипятила, кипяточку добавила.

ТОМОЧКА. Все равно холодная! Не буду!

ФРОСЯ. Так немытая и в школу пойдешь?

ТОМОЧКА. Так и пойду! Не понимаю, зачем вообще надо мыться! Вон тетя Дуся лежит и не моется!

ФРОСЯ. Тетя Дуся тебе не пример! Тетя Дуся – это наша беда. Болеет тетя Дуся…

ТОМОЧКА. Мамочка, ну сама посуди, кто увидит, мытая я, или немытая? Сидим в бомбоубежище в пальто, платками замотанные по самые уши.

ФРОСЯ ( вздыхает ). Ну, что я могу поделать, поступай, как знаешь. Не мойся. Значит, ты уважение к себе потеряла.

ТОМОЧКА. Почему это я потеряла уважение к себе?

ФРОСЯ. Потому. Не умываться по утрам, значит не уважать себя. А если ты себя уважать перестанешь, то и никто тебя уважать не будет… Врагам только этого и нужно! Они хотят, чтобы мы опустили руки и перестали двигаться, мыться, выходить из дому.

ТОМОЧКА. Как тетя Дуся?

ФРОСЯ ( вздыхает ). Как тетя Дуся… Мы не будем ее осуждать, Томочка. Но и пример. с нее брать не будем. Иначе враги возьмут нас голыми руками!

ТОМОЧКА ( трогает воду в тазу ). Холодная…

ФРОСЯ. А какие у вас уроки сегодня?

ТОМОЧКА. Первым уроком родная речь. Учительница сказала, будет очень важный урок. Мы будем читать Пушкина. Сказку о мертвой царевне! Только ты до войны мне ее уже читала! Помнишь? ( Декламирует .) «В той норе, во тьме печальной гроб качается хрустальный!»

ФРОСЯ. Ну, одевайся, пора.

ТОМОЧКА. Погоди, мамочка… Ты полей мне из кружки. Я умоюсь.

Затемнение

АВТОР ( раскладывает фотографии ). Это единственная блокадная фотография, на которой запечатлен мой отец. Вот он стоит справа во втором ряду на фоне здания хлебозавода.

На Левашовский хлебозавод отец пошел работать в конце ноября. Жили он тогда с мамой на Пушкарской улице, добираться до завода было недалеко.

Возникают очертания комнаты в ленинградской квартире. Топится буржуйка. Рядом с ней лежит разломанный стул. В комнате Олег и его мать.

МАТЬ. Скажи честно, Олег, хоть что-то поесть на заводе удается?

ОЛЕГ. О чем ты, мама?! Я разве вор? Нам ничего не положено.

МАТЬ. Зачем воровать? Хлебные крошки могут упасть на пол. Разве нельзя подобрать?

ОЛЕГ. Никто и крошки хлеба не берет! Ничего пропасть не должно! Ты не понимаешь, мама, в производство все идет, даже пыль. Мешки, в которых мука была, тщательно выбиваем. Стены обметаем, на них тоже может мучная пыль осесть. На прошлой неделе полы вскрывали − там столько хлебной пыли скопилась! Все в производство пошло.

МАТЬ ОЛЕГА. Вот как… А я размечталась, что хоть тебе немного полегче будет…

ОЛЕГ. Когда работаешь, некогда о себе думать. Прошлой ночью на заводе пекарь умер. Данила Иванович. От голода умер прямо возле печи. Хлеб из печи достал – и умер. Пекарям хуже всех приходятся, они от печей не отходят даже во время бомбежки. Двоих уже осколками ранило, один погиб. Теперь вот Данила Иванович…

МАТЬ ОЛЕГА. Боже ты мой! А как же ты?

ОЛЕГ. Я у печей не стою. Я на погрузке. Мешки таскаю в цех. Нас четверо грузчиков. А вчера нас послали старые деревянные дома разбирать на дрова. Печи ведь чем-то топить надо. Все хорошо, вот только когда хлеб из печей достают, такой запах, что можно с ума сойти! Я не знал, что хлеб так волшебно пахнет! Это пытка! Сознание можно потерять! Ты не волнуйся за меня, мама! Я не сдамся, как Сашка! Я выживу. И ты выживешь. Мы с тобой выживем!

Затемнение

АВТОР. Левашовский хлебозавод, что на Барочной улице, в 90-е годы закрыли. Говорят, в его здании будет музей. А в годы войны он работал на полную мощность. Все три его производственные линии реконструировали под выпуск формового ржаного хлеба. Выпечка хлеба приравнивалось тогда к производству снарядов.

Возникают очертания комнаты в ленинградской квартире. Входит Олег. Одежда вся в снегу. Олег скидывает пальто, садится на оттоманку и пытается снять сапоги.

МАТЬ. Давай помогу. ( Помогает Олегу снять сапоги, ставит их у печки .) Сапоги обледенели все. И пальто… Ты что же, в воду провалился?

ОЛЕГ. Я укроюсь… ( Укрывается одеялами, дрожит .) Мама, сделай мне кипяточку. Согреться надо…

МАТЬ. Что случилось, Олежка? Ты где так промок?

ОЛЕГ. Понимаешь, сегодня на хлебозавод привезли муку.

МАТЬ ( хлопочет у буржуйки ). И что же?

ОЛЕГ. Как что? Это целое событие! Мешки трехпудовые и все покрыты слоем льда. Мы вчетвером волокли их по полу. На складе женщины рассекали мешки топорами. Под ледяной коркой − сухая мука. Они совками бросали ее на сита. Ты представляешь, после просева чего только не осталось на решетках! Пули, осколки снарядов и даже куски шинельного сукна. Запекшаяся кровь на них.

МАТЬ. Значит, люди за эту муку не щадили жизни.

ОЛЕГ. Ясное дело. Мука − это хлеб, а хлеб − это наша победа. Но чтобы выпечь хлеб, его сначала надо замесить. Нужна вода. И тут оказалось, что резиновый рукав, по которому гнали воду из Невы, промерз насквозь и ломается, как стеклянный. Ведь сегодня мороз минус тридцать!

МАТЬ. И где же вы взяли воду?

ОЛЕГ. Мы придумали! Решили встать живой цепью и передавать ведра с водой от проруби в Неве. Представляешь, воды требовалось около тысячи ведер! Я ближе к Неве стоял в цепи. Как ни старайся, вода все равно расплескивается. У нас обледенели все. Но больше всех Лида, наш комсорг! ( Смеется .)