Александр Медведев - Петербургская драматургия. Ежегодник 2022

МАТЬ. Чему ты смеешься?

ОЛЕГ. Она маленькая, мне по грудь, а встала на самый ответственный участок: последней принимала ведро и сливала воду в лоток. Ведро высоко приходилось поднимать, на уровень груди, вот и промокла насквозь. Когда мы пришли в цех, Лида стоит и плачет, с места двинуться не может. Оказалось, валенки ее вмерзли в лед. Пришлось топорами рубить лед! ( Смеется .) Потом мы на руках отнесли Лиду в цех…

МАТЬ ( подает кружку с кипятком ). Возьми, выпей. Поможет согреться.

ОЛЕГ. Спасибо мама…

Затемнение.

Комната в другой ленинградской квартире. На кровати лежит Дуся, укрытая одеялами, всхлипывает. Томочка возле буржуйки держит годовалого Юрочку на руках. Младенец еле слышно плачет.

ТОМОЧКА ( баюкает ). А-а, а-а… Поспи, Юрочка! Что же ты не спишь? Хочешь я тебе потешные стишки почитаю? Ехали медведи на велосипеде, а за ними кот задом наперед, а за ним комарики на воздушном шарике, едут и смеются… Про пряники нельзя! От этого есть еще больше хочется… ( Женщине, лежащей на кровати. ) Он плачет, тетя Дуся, что делать? ( Ответа нет, слышно только невнятное бормотание .)

Входит Фрося. Ставит на пол ведро с водой. Развязывает платок.

ФРОСЯ. Едва дошли. Вместе с Катей из пятого номера за водой ходили. У нее отец вчера умер. Решили не хоронить. В морг отнесли, что в соседнем дворе. А там уже трупов выше человеческого роста. Когда увезут?..

ТОМОЧКА. Завтра я за водой пойду, мама.

ФРОСЯ. Слышишь, Дуся? Томочка собралась за водой идти! А что же ты? ( В ответ невнятное бормотание .) Нельзя так распускать себя, Дуся! Нельзя целыми днями лежать и плакать! Вставай! Ты бы хоть Юрочку своего понянчила, а то он все время у Томочки на руках! ( Ответа нет .) Эх, Дуся!.. Работать надо тебе идти! На карточку бы вдвое больше хлеба получала!

ТОМОЧКА. Юрочка уснул, мама.

ФРОСЯ. Дай, уложу его. ( Мать забирает у Томочки младенца и укладывает его на соседней кровати, укрывает одеялами .) Чем будем Юрочку кормить? Запас крупы, что мы с тобой в деревню взять собирались, закончился. Не экономно крупу тратили. Ничего не осталось… Кто же знал, что норму по карточкам снизят? Я банку с клеем нашла, слышишь? В банке столярный клей засох, которым папа в прошлом году стул подклеивал. Надо будет суп из него сварить.

ТОМОЧКА. Как же мы будем клей есть?

ФРОСЯ. Как все, так и мы… Катя меня научила, как надо сделать… Присолим немножко. Соль у нас еще есть. Вот только не знаю, можно ли будет дать Юрочке. Не навредит ему? ( Подходит к кровати, поправляет одеяло, которым укрыт младенец. Шепчет .) Остыл…

ТОМОЧКА. Как это остыл?

ФРОСЯ ( берет младенца на руки ). Умер… Слышишь, Дуся? Юрочка умер… ( Раздаются всхлипывания Дуси .) Не поднимешься даже теперь?..

ТОМОЧКА ( всхлипывает ). Что мы теперь будем делать?

ФРОСЯ. Похороним.

ТОМОЧКА. В морг отнесем на улицу Чайковского?

ФРОСЯ. На Богословском похороним, как дедушку. Завтра пойдем хоронить.

ТОМОЧКА. Далеко туда… Мороз, мама… Ветер…

ФРОСЯ. Довезем. Уж как-нибудь вдвоем на саночках довезем. Дедушку ведь как-то довезли. Нельзя иначе, не по-людски. А Юрочка и не весит ничего…

Затемнение.

АВТОР. В комнате на Съезженской, где жила семья отца, была печь. Топить ее было не чем. Чтобы растопить печь, нужно много дров. Бубушка раздобыла буржуйку. Буржуйка не требовала столько дров, но и тепла от нее было мало: руки погреть да воду вскипятить…

«Мы книг в блокаду все-таки не жгли.

Рука не поднималась. Не могли», – написал после войны поэт Илья Фоняко. Его стихотворение мне велели выучить в школе. Услышав эти строки, бабушка вздохнула: «Значит, где-то они дрова доставали. Мы–то почти все сожги…» Первыми пошли в расход запасы газет, затем школьные учебники отца, которых накопилось немало…

Возникают очертания комнаты в ленинградской квартире. Олег рассматривает корешки на книжной полке. Слышно, как где-то не переставая воет собака. Входит мать Олега.

МАТЬ. Олег, даже не думай! Эфрона и Брокгауза мы не сожжем! Что можно было сжечь из книг, мы уже сожгли. Только Эфрон и остался…

ОЛЕГ. Я и не думал жечь. Я думаю, его можно продать. Написать объявление?

МАТЬ. Много ли выручишь? Если только обменять. Сколько за Эфрона хлеба дадут? Буханку?

ОЛЕГ. Не знаю. Вряд ли…

МАТЬ. Тогда пусть стоит. (Открывает ключом ящик комода, достает из него сверток, разворачивает.) Вот. Кольцо с аметистом. Попробуй на хлеб обменять.

ОЛЕГ(заглядывает в ящик). А это что? Что за папка?

МАТЬ. Архив. Справки, письма. Это мы тоже не можем сжечь. (Закрывает ящик.)

ОЛЕГ. Чего же так воет собака? С самого утра! Я думал, в городе вообще не осталось собак…

МАТЬ. Это Дэйзи, английский сеттер. Собака Евгения Абрамовича из соседнего подъезда. Удивительные люди. Они с Ольгой Моисеевной половину хлебной пайки ему отдают.Их сын в финскую кампанию погиб, это его собака была.

ОЛЕГ. Невероятно! Они собаку хлебом кормят?

МАТЬ. Кормили. Я вчера возле булочной Евгения Абрамовича встретила. Ольга Моисеевна умерла. Дэйзи воспитанный был, никогда ничего со стола не брал, а тут хлеб стащил. Они целый день ничего не ели. Ольга Моисеевна уже давно из дому не выходила, а он-то работать продолжал. У него и рабочая карточка была. Видно, Евгений Абрамович тоже умер, раз Дэйзи воет. Один в запертой квартире остался.

ОЛЕГ. Что теперь делать?

МАТЬ. Ничего не сделаешь. Дверь в квартиру вскрывать надо. Завтра в жилконторе скажу…

(Собачий вой стихает.)

ОЛЕГ. Перестал выть.

МАТЬ. Значит, умер…

Затемнение.

АВТОР ( перекладывает фотографии ). На этой фотографии Юрочка на руках у тети Дуси. Это снято перед самой войной. Юрочка похоронен на Богословском кладбище. Мама и бабушка отвезли его туда на саночках. От Манежного переулка, где они жили в блокаду, до кладбища семь километров. По Литейному через мост, по улице Комсомола, Арсенальной и дальше по Кондратьевскому до упора. Летом я прошел этот путь за час сорок. Они шли зимой по не расчищенным улицам четыре часа. И столько же обратно.

Возникают очертания Литейного проспекта в Ленинграде. Томочка и Фрося идут по проспекту, везут пустые саночки. Из громкоговорителя доносится мерный звук метронома.

ТОМОЧКА. Постоим, мама. Ноги замерзли, не идут.

ФРОСЯ. Лучше идти, Томочка. Постоим – совсем идти не сможем.

ТОМОЧКА. Мы немножко.

ФРОСЯ. Хорошо. Только совсем немножко. ( Смотрит в небо .) Небо какое звездное. Значит, не спадет мороз. Вот беда!

ТОМОЧКА. Мама, я тоже умру?

ФРОСЯ. Что ты такое говоришь! Нет, конечно! Осталось чуть-чуть потерпеть. Я слышала, скоро откроют зимнюю дорогу по ладожскому льду, будут хлеб нам возить.

ТОМОЧКА. Точно откроют?