Исаак Ландауэр - СМДБВБИП

Глупый намечается разговор: здравствуйте, водитель автомобиля, по совместительству мой товарищ, отбыл. Приказал, так сказать, долго жить. Где-то даже посоветовал. Хороший парень, но слегка не в себе: был. И остался, коли не следовать придурковатому ритуалу прощания. Впрочем здесь, пожалуй, последуют. Странное развлечение увидеть знакомого человека в гробу. От стаи к стае тут принято – или приятно, рыдать, благодарить и восхищаться. Одни болгары додумались не придавать значения, им покойники, что переехавшие за океан родственники: быт.

Эвропэйцы. Играют на волынке, хлещут с утра ракию и соревнуются с цыганами, кто больше на-это самое Евросоюз: те на борьбу с этнической преступностью или эти на притеснение. Тоже борьбу с ней, конечно, на борьбу цивилизованные народы всегда дают охотно.

Давно не водил. Занятие унылое, как в заказанном сне: ты бог и потому уже мудак. Не зря он сбежал, конечно, как бишь его звали.. Привалило ему, бедолаге, испытать самое здесь страшное: исполнение желаний буквально; а не проси. Таким дальше путь заказан, но особо везучим достается хлебнуть лиха еще до; что бывает после лучше не думать. Царство небесное, говнокоманда из хозяев, не по вере, Михаил Афанасьевич, по желанию – въ.бут и не спросят. Некому спрашивать: нахер никому не сдались. Если даже тебе самому, умник, нет дела до себя – отдал же в услужение, кому ты можешь быть нужен. Хорошо, хоть коробка автоматическая: сле-поехал. Хотя вроде бы сел. Чем тут живут.. Быть не может, но поглядим. Итак, таксист: глазки закрываем, едем.

– Добрый вечер.

– Ты что, придурок, водить не умеешь?

– Да, – роняет слова, стреляет хмурыми щами, демонстрируя внушительную растительность: метаморфозы неуверенности в себе, иначе слабости, иначе страха. Любой маразм, регулярно повторяемый, со временем станет традицией. Скучно, но можно.

– В центр.

– Понял, – заветы предков, вера. А с чего вы взяли, что ваши предки были умны? По большей части они вообще-то были обманщиками или рабами; порой и без "или".

– Вера – это желание.

– Вы мне?

– Вера, повторяю, это мое желание. Что в нем противоестественного? Купим тебе кружку Эсмарха.. Хорошо, я тебе куплю; и цветы.

Купил бы лучше коньяк. Восстания рабов были всегда. Восстания рабынь – никогда. И ведь трудно им сложить один плюс восемь, а там сколько бы ни вышло – не прогадаешь. Так становятся БОГом; боевым отравляющим газом. Быть может все мы лишь чья-то мысль. Мгновение угасающего сознания или вроде того. Не все ли равно. Самое интересное это думать. Самое приятное – спать: иначе тоже думать, проживая сны. Настоящий мыслительный процесс возможен лишь, когда уходят мечты. Где?

Где большое повторяет малое, одно другое. Где ты уже был мертв: тебя ведь когда-то не было – по крайней мере в текущем виде. И ничего страшного, появился.. Самая достойная профессия – сутенер. Единственный, кто догадался сподвигнуть их работать на него. Конкурировать за него: хороший сутенер ценнее хорошей шлюхи.

– Слышь, командир, что у нас с телочками?

– Порядок: с трассы, по-приличнее, или на дому.

– Да мне один х.., надо, чтобы.. В общем, чтобы с расширенным функционалом.

– Добро, – встречали вы ту, которая постесняется сказать другой той, что ей конкретно нужно от полового органа, за пользование которым она собирается заплатить. Впрочем, да, надо сначала найти ту, которая заплатит. В условиях динамики можно предположить здесь естественный отбор: кому-то родиться, кому-то быть выкидышем, кому-то.. Ищите вечные, иначе абстрактные, ценности: свобода, образование, искусство, красота..

– Короче, чтобы в.. задний. Вход, – разродился.

– Сделаем, – тут, безусловно-поголовно, сплошь индивидуальности, да только физиология у всех одна.

– Не меня, если ты не понял. Я сам сам знаешь откуда, – отработанным жестом приложил два пальца к плечу, – У нас с этим строго, и на погоны не посмотрят – сразу.

– Дело вкуса, – отчаянно хотеть жить. В желании том забывая про саму жизнь. Не подумать, что нечто, тебя породившее, способно увлечься, смеяться и любить – какая непростительная слепота.

– Как-то мосинку в руках держал.. Ох, это песня, точно ребенка качаешь, – не безнадежен. Отчего не пособить им, отчаявшимся, сделать переход. Сознание, привитое здешнему виду, стремится домой. Туда, к созвездию в форме окаймленного ромбом креста, призывно загорающегося в глазах посвященных. Только им-то здесь не мачеха, как пустить её под нож во имя амбиций побеждённых. Да, четвероногие знают, они проиграли там, но здесь умудрились-таки привить мысль в чуждой атмосфере, не дав себе исчезнуть совсем. Ядерный апокалипсис разве не наиболее очевидное с точки зрения природы развитие указанного вида: самоистребление паразитов попутно обеспечивающее радиационный скачок эволюции. И стеклянные отражатели солнечного света на месте городов. Напоминание, запечатленная история техногенной жизни и маяк.

– Здесь.

– Выйдешь со мной?

– Конечно, – они пока еще не поняли, что Довлатовский Союз и был лучшим из известных здесь общественных организмов. Пусть игра в идиотизм, но, если все игроки это понимают, она становится занимательной и не злой: становится игрой. Времяпрепровождение куда приятнее, чем любое "по-настоящему". Театр комедии на двести миллионов, где верхи порой удерживались от смеха, а низы и не пытались. Пирамида подчинения, но уверенная в себе, бессознательно оттого лелеющая разнообразие, иначе сильному скучно. Мир не всерьез, вот, что они потеряли. И если..

– Может, ты поговоришь? – в мире слабых боятся и шлюху.

– Охотно. Звезда моя, коли еще не в гробу, не строй из себя сестру-хозяйку, обслужи приятеля, как следует, – подчеркнутое недоумение, дальше или презрительный взгляд, или.. Откуда – не жди жизни от трупа.

– Возьми меня, не прогадаешь, – гвардеец охотно покупается, – И махнем в "Подушку": классное место, там бухло круглосуточно, – и впрямь венец творения.

Литературному герою неизменно полагается что-то делать. Добиваться, доказывать, побеждать. Любить и быть любимым, в крайнем случае лишним. И это в мире, который не почему и зачем, а просто так, незамысловатая реакция на пустоту. Николаю нравилось сидеть на месте и наблюдать – хотя бы и за кошкой; особенно за кошкой. Вместо этого он исполнял роль находчивого ребенка, сбывшейся фантазии родителя – в рамках досадного убожества родительских фантазий.

До поры. Бунт в крови воспроизводства, суть воспроизводства. Он хорошо понимал, но бунтовать не хотел. Он точно мир: есть, и ладно. Нет, конечно, не терпелось ему временами пустить под откос иные совсем уж зарвавшиеся мусоровозы, но ускорять гибель мертвого.. Странно, не правда ли. Там, где все уже движется, стремиться обогнать: кого и чтобы попасть куда.. Главное в жизни – поменьше забивать голову главным. Настроение – вот уж точно не второстепенное.