Арт Мифо - Америго

– Нетрудоспособен! – раздраженно повторил Господин. – Скорее предоставьте мне новый кофейный напиток, соответствующий требованиям к температуре.

Мадлен вздохнула и пошла опять к плите, чтобы подогреть турку. Когда гость вдоволь поковырялся в зубах острым держалом серебряной ложечки и глотнул обжигающего кофе, он вдруг улыбнулся и перестал выражаться злыми бумажными словами. И даже приступил к пирогу.

– Полюбился мне ваш лимонный джем! – весело сказал он минуту спустя, чувствуя, видимо, огорчение хозяйки «сквозняком». – Вы и вправду мастер, как мне говорили!

– Смею думать, тканье у меня выходит лучше, – скромно ответила Мадлен. – Если бы только я умела кроить…

– Не принижайтесь, милая фрау Левская, – еще польстил ей молодой властитель, соизволив наконец к ней обратиться, и тут же все испортил: – Весьма вероятно, с кройкой вы бы справлялись не хуже, чем с пирогами!

На сей раз он вовсе не думал ее оскорблять, да и Рональд поначалу принял комплимент как положено, но вот выражение лица хозяйки теперь больше любой вещи в апартаменте напоминало о том самом сквозняке. Она разом проглотила то, что оставалось от ее куска, поднялась и швырнула блюдце в мойку. Увидев это, ее муж насупился и решил-таки перейти в наступление.

– Нельзя ли узнать, когда вы окончили Школу? – осведомился он почти без страха в тоне.

– В минувшем году, – охотно признался юный Господин. – Но учитель верил в мои способности, а Глава моего Отдела поощряет меня как возможно – не сочтите за хвастовство…

– Знаете ли, мне не нравятся эти ваши усы, – перебил его угрюмый Рональд. На эти слова даже Мадлен обернулась с перекошенным от испуга лицом. Муж не обратил на нее внимания, хотя она возбужденно кивала на бронзовые фигурки на комоде, так что блюдце в ее руках расплескивало воду на зеленую стену. Молодой человек, впрочем, тоже на нее не смотрел, он улыбался Рональду.

– Знаете ли, мне не нравится ваша небритая физиономия, – снисходительно ответил он. – А кроме этого, от вас отвратно несет вчерашним размышлением. Но ведь вы понимаете, в чем разница между нами? Я – ваш Господин, законописец. Я же могу издать закон, чтобы вам сокращали месячное жалованье за неблагоприличный вид на службе. Общество наверняка осудит вас, а я слышал, что это не очень приятно. И, скажите, разве захотите вы в таком случае оспаривать решение Господина, достойного наместника Создателей на Корабле?

– Вы издадите закон? – насмешливо отозвался герр Левский. – Думаете, мы не понимаем распорядок ваших трудов? Я, между прочим, читаю прессу. Кому сдалась ваша бумага, когда их там каждый день – пропасть? Которая дойдет до Собрания, так это точно не… как сказать? дебутантская, а какого-нибудь увальня первого ранга, кто с этим главным на обеды ходит…

– Я не говорил, что это случится сегодня-завтра, – хитро сказал юноша. – Но стоит еще поискать такого, кто стремился бы к Цели усерднее моего, а где усердие, там и высокий ранг. Вероятно, я и сам однажды буду Главой палубы и приведу наш Корабль на остров – отчего нет?

Рональд опасно захрипел, но не стал ничего говорить вслух. Тут деликатно, три раза, стукнули в дверь.

– Рассыльный! – ахнула хозяйка. – И он чего-то припозднился. Рональд, я заберу!

– Весьма благодарен тебе, Мадлен, – пробурчал тот, наблюдая, как Господин за обе щеки уплетает кусок воздушного пирога.

– …Распишитесь за прием, – послышался голос рассыльного.

Скоро на столе появились, ликующе звеня, три небольшие, объемом в полчетверти литра, склянки. На каждой была наклейка с мелкими надписями, и с виду сосуды казались неотличимыми друг от друга. Несмотря на это, Мадлен без колебаний выбрала одну из склянок и вынула пробку.

– Тебе чего неймется? – удивился Рональд, забыв о несносном поедателе пирогов. Господин, услыхав этот вопрос, поднял голову, прекратил жевать и на мгновение даже сконфузился. Хозяйка накапывала в стаканчик не что иное, как благоразумие, которое в таких случаях было полезно для успокоения.

– Герр Левский, – торжественно сказал молодой человек, прожевав свой конфуз вместе с остатками бисквита, – ваша супруга очень рассудительна и по-настоящему привержена Заветам. Следуйте ее примеру, прошу вас! А мне пора уходить. Как вам уже известно, я сегодня страшно тороплюсь.

Мадлен едва кончила наполнять стаканчики для домашних, как он уже захлопнул за собой дверь.

Герр Левский запустил пальцы в голубую коробочку, а жена перенесла все порции на стол и хотела выговорить ему за безрассудное поведение, но взгляд ее застыл на серебряной десертной ложечке, которой Господин пытался выковырять неудачно выбранное лакомство из своих властительских зубов. И уж теперь ей подумалось, что гость, по меньшей мере накормленный, все же заслужил эти нападки, по меньшей мере в пределах апартамента. Одними губами она послала ему вдогонку маленькое, но крепкое ругательство и пришла в себя.

– Неплохо бы сводить его к парикмахеру, – заметил Рональд, указывая на мальчика, о котором все позабыли. – Что-то он слишком оброс.

– Мама! – вскричал Уильям со слезами в голосе. Только-только он обрадовался быстрому исчезновению строгого голубого костюма!

– В самом деле! – подхватила Мадлен, которая и сама была рада отвлечься. – Завтра как раз воскресенье, устроим обед, а потом сходим к фрау Барбойц!

«Да чего же это с ней такое?» – в отчаянии думал мальчик.

Но вдруг он просиял.

– А как же Парк, мама? – нашелся он, уверенный в том, что она не пойдет против Школы. (И Элли! Тогда завтра он опять будет с Элли!)

– Да, – задумчиво произнесла Мадлен, – не мешает еще поговорить с учителем. Почему бы не отпустить тебя на воскресный обед с мамой и папой? А если и он недоволен твоей праздной шевелюрой, в чем я не сомневаюсь, то я честно предупрежу его, что ты немного задержишься. И нечего тут возражать, мы еще не забыли, что ты выкинул с этим Парком! А теперь выпей порцию и одевайся. Все изгваздал, я вчера еле отстирала.

Уильяму оставалось только надеяться, что до завтра она закружится со своей службой и сливовым джемом для воскресного пирога и все равно отведет его в Школу, а он сумеет скрыться в Лесу на весь день и отдалить невыносимую стрижку хотя бы на неделю.

Учитель не оставил без внимания пятничную просьбу фрау Левской – он и впрямь согласился пожертвовать отдыхом на уютном холсте ради того, чтобы маленький пассажир понял свою вину и вовремя избавился от праздных искушений Парка.

– Я говорю с тобой как с другом и прошу тебя, помни, зачем милостивые Создатели дали тебе увидеть это чудесное место!..

Уильям уже не особенно верил ему. Элли, которая не высовывалась из Леса, никак не могла прознать об учителе, но сам учитель наверняка о ней знал и обманывал его, Уильяма, и других детей! А как можно было верить тому, кто говорил, как злодей, неправду?