Георгий Саликов - Девочка и Дорифор

Снаружи позвонили ещё раз. Точнее, дважды подряд.

– Уф, – человек с лицом древнегреческого изваяния вслед за тем, как обронил главную и нужную мысль, скинул и руки с белого затылка вниз, вынужденно перемещаясь отпирать вход в квартиру.

За порогом высилась незнакомая женщина, наглухо укутанная длинным до пят матово-белым платьем свободного покроя, стянутым широким чёрным поясом чуть пониже груди, на манер старинных русских сарафанов. Именно высилась, оттого хозяин вынудил себя задрать голову, чтоб разглядеть её лицо, повторив движение головы, когда со знанием дела разглядывал трещинки в углу старинного потолка. Разглядываемое им лицо пригнулось, показав роскошное обрамление из пышных волнистых волос цвета спелой ржи, подобранных чёрной лентой. В глубине его плескалось море глаз.

– Здравствуйте, вы позволите войти? – Был тихий голос извне.

Античный двойник отпрянул. Сделал длинный шаг назад, откинул спину, выставляя в том же направлении пятку. Причём чисто инстинктивно: то ли от негаданного представления, то ли от странного ощущения редко посещаемого испуга, смешанного с не менее незаурядным любопытством. Гостья выжидать не стала, она приняла его движение за признак приглашения войти, продвинулась невидимыми ногами вперёд, оказавшись внутри дома. Осталось лишь затворить дверь за спиной.

– Да. Да, – хозяин отступил ещё, несколько по диагонали, дав гостье пройти вглубь помещения, и, обогнув её стан, закрыл вход. При этом почему-то поворотил ключ на два оборота. То ли опять же подсознательно, то ли с неведомым для самого себя умыслом. Гадать не станем.

– Вон туда, пожалуйста, видите коридорчик, что налево, – подсказал он, оставаясь на месте и безразлично поглядывая на торчащий из двери ключ.

Женщина прошла вперёд, почти царственно перенесла себя, свернула налево в коридорчик и сразу же за ним обрела себя в комнате гостеприимного хозяина. Та величиной не выдавалась, если не считать измерения в высоту. Между горизонтальными поверхностями помещения и потолком наблюдалось довольно приличное расстояние, вполне приемлемое для свободного обитания человека любого роста, если он даже встанет на стол. Но того же не скажешь о длине и ширине. Комната казалась тесной, похоже, из-за обилия мебели, самодельной, но качественно и со вкусом старинных мастеров исполненной из натурального дерева. В середине господствовал могучий с массивными ножками стол. А на нём, так и этак, многими слоями навалены бумаги различных форматов, книги большие и книженции малые, а также и профессиональные столярные инструменты вперемешку с обструганными дощечками. (Даже при сильном желании, встать на него не получится). Кое-где по многочисленным полкам у стен и на шкафах торчали странные скульптуры: человеческие торсы, головы, бюсты. А то и отдельные носы, отдельные ступни ног. Попадали на глаза там-сям приставленные к шкафам толстые длинные доски, видимо, для чего-то приготовленные и располагающие видимой цельностью в себе. Скульптур людей, столь же неделимых, нигде не показывалось. Невозможно отыскать во всяком зримом пространстве помещения хотя бы чем-то заметной полноты изображения целостного человеческого тела, за исключением совершенно единого, но обшарпанного судьбой контрабаса, затёртого между шкафом и простенком у окна. Но тот, если и напоминал человеческую фигуру, то весьма отдалённо.

Гостья не стала ничего подолгу разглядывать. Лишь мгновенно охватила взглядом всю ёмкость помещения и уверенно, будто бывала тут много раз, подошла к широкому, но изящному креслу с едва заметной биркой «Ленфильм, инв. №…», и опустилась в него, дав ногам отдохновение под матовыми складками белого одеяния. Через некоторое время перед ней появился хозяин.

– Как мило, – тихо сказала она. Рот её чуть тронула улыбка. Нет, улыбка осветила только глаза, по ним пробежали тёплые искорки. А нам показалось, будто радость отразилась на поверхности губ и от них разлетелась по всей затеснённой комнате. Это с них, оказывается, слетали определённо тёплые слова.

– Мило у вас, – повторила неизвестно чья посетительница.

«Милый мой, милый», – пронеслось у мужчины внутри головы, будто отозвалось давно припрятанное эхо, подобное заученному припеву, постоянно готовому прозвучать по любому поводу или вообще просто так.

Дама тихо опустила веки. Будто бы задремала. Что делать? Хозяин постоял, обнаруживая нерешительность, потом развернулся, не плавно и, не прокручиваясь на пятке, обыкновенным сделал разворот, отошёл на кухню и включил чайник мгновенного кипячения. Затем, свежим кипятком из электрочайника заварил зелёного чаю в большом фарфоровом чайнике.

«Нет, не станем сливать первое ошпаривание заварки, мы же не китайцы», – успокоил себя представитель принимающей стороны, останавливая мысленный натиск учения правильного использования зелёного чайного листа классическим дальневосточным манером. – «И чашки возьмём нормальные, наши, какие есть, не то, что напёрстки их, которыми, впрочем, не обзавелись пока, да вряд ли захотим обзаводиться когда-нибудь».

Взяв комплект фарфоровой посуды крупных форм, производства отечественного завода, основанного ещё аж сподвижником Ломоносова, господином Виноградовым близ современной железнодорожной станции «Фарфоровская», наш герой возвратился в насиженное обиталище. И тут же остановился, не слишком удобно удерживая одной рукой большой пузатый заварной чайник, украшенный стилизованными кистями винограда, доверху заполненный кипятком, а другой – две пустые чашки, ростом чуть пониже чайника и тоже украшенные виноградным рельефом. Он застопорился у входа, испытывая затруднение двоякого свойства: и держать посуду неудобно, и поставить некуда. Все горизонтальные плоскости обстановки оказались занятыми различными вещами, по-видимому, находящимися в работе, которых не перечислить. И подоконник завален. Маленькая полянка на столе, оставшаяся после исчезновения двух начатых писем, не могла достойно приютить на себе пышной сервировки. Не на пол же это водружать.

Незнакомая бело-черная женщина отворила глаза. Широко так отворила, будто окна распахнула вовне. И улыбнулась широко, но не обнажая зубов. Потом простёрла руку до стола и взяла оттуда открытый альбом обширной величины.

– Очень мило, – снова произнесла она, разглядывая отпечатки картин в альбоме. Затем стала перелистывать страницы и чуть заметно кивать головой, тем самым, подтверждая про себя похвалу.

Гостеприимный хозяин тихонько хмыкнул: то ли по поводу комментария насчёт альбома, то ли оттого, что нашлось место на столе, где можно теперь спокойненько разместить добротные предметы столового пользования, символизирующие приветливую обстановку. Сразу же подтвердились промелькнувшие у нас догадки: изящного вкуса чайник с чашками, почти готовые выпасть из рук, заняли освобождённое место на столе, а слова произвольно выскочили из уст, принимая оттенки приветливости вместе с намерением подкрепить положительное впечатление гостьи от содержания альбома.