Мила Яхнис - Татуировка на душе

Мне было проще. Мой отец был так занят своей новой семьей, что ему было не до меня. Он просто исправно высылал мне деньги и, видимо, тихо радовался, что за пять лет я приезжала домой только дважды и то на могилу к маме.

Я не была на твоей свадьбе.

Рассказывали, что невеста была прекрасна, но напилась как сапожник.

Я не видела тебя до того вечера встречи выпускников, пять лет назад. Уверенная в том, что ты, с присущей тебе легкостью наверняка давно забыла меня, я пыталась вычеркнуть тебя из своей жизни.

Для меня забывание было мучительным процессом. Как свести татуировку – на коже остался саднящий шрам. Мне было проще ничего не знать о тебе, но иногда общие знакомые при встрече упоминали твое имя, и оно обжигало, словно меня хлестали по лицу крапивой.

«Лиля Сокольская была у Ани на дне рождения, с Павликом, он такой смешной…»

«На премьере видели Сокольскую с мужем, он от нее не отходит…»

«Лиля похудела, неважно выглядит, да и детей у них что-то нет пока…»

После этих невинных реплик на меня выжидающе смотрели, предвкушая мою реакцию. Интересно же, а вдруг заплачу, зайдусь в истерике, забьюсь словно раненая птица в предсмертной тоске. Даже незлым людям нравится провоцировать других. Я переводила разговор на другую тему, оставляя собеседников разочарованными. Ведь им хотелось знать подробности, чтобы обсудить потом в своем кругу.

Естественно, мы же с тобой все пять лет были в топе горячих тем универа.

Невозможно было скрыть, что мы пара. Слишком интимным было наше общение. Нас выдавало все. И то, как ты поправляла мою вылезшую из джинсов рубашку, как заматывала шарф на моей шее, практически целуя меня при этом. Наши странные пикировки, больше похожие на семейные разборки. То, что мы всегда были вместе и на вечеринках никак не реагировали на ухаживания однокурсников. Мы даже пили всегда из одного стакана по очереди.

На первом курсе, когда нас еще не раскусили, от ухажеров не было отбоя. Помню, я как-то раз попыталась «стать нормальной» и пошла на свидание со знаменитым университетским плейбоем Резниковым.

Помню твое белое лицо в окне. Когда я вернулась, ты стояла неподвижно и смотрела на улицу. Тебе было страшно: я ощутила этот страх, разлитый по комнате, как только вошла. Я тогда шагнула к тебе в объятия, выдыхая перегар дешевого шампанского, которым Резников щедро поил меня весь вечер. Может, мечтал, что я отдам ему свою девственность прямо в туалете ресторана. Наивный мудак, этот цветок давно сорвала ты, через пару недель нашей «чересчур близкой дружбы» (терминология твоей маман).

И как только его шершавый язык попытался проникнуть сквозь мои стиснутые зубы, я поняла, что нет смысла в том, чтобы быть «нормальной», если это так противно.

Я помню, как судорожно срывала с тебя одежду в ту ночь и как неистово ласкала твое такое родное тело. Как я хотела слиться с тобой в одно целое и остаться так навсегда.

Лиля. Все эти годы я внутренне сжималась, когда слышала твое имя. Может действительно, стоило вытатуировать его где-нибудь на внутренней стороне бедра, там, где так часто твой язык оставлял влажные следы.

Ты раздаешь листки с анкетами, просишь их заполнить прямо сейчас, я вытаскиваю из сумки ручку.

Написать тебе, как перед твоей свадьбой я уехала в Крым и там, корчась от отвращения, назло тебе, отдалась первому встречному красавцу-блондину с бронзовой от загара кожей. Что секс с ним напомнил мне прием у гинеколога. Раздвинула ноги, зажмурилась и потерпела пять минут. Написать, как поняла, что беременна, и как решила сохранить ребенка, понимая, что иначе сойду с ума от тоски по тебе. Написать, как между молочной кухней, аспирантурой, двумя подработками и бесконечной чередой детских болезней я как-то умудрялась выкроить время для того, чтобы увидеть тебя в мелочах.

В неприметных бытовых деталях.

Покупая ползунки для Максима, я думала, что ты бы непременно захотела сиреневые с синими колокольчиками. Похоже на иллюстрации к «Мэри Поппинс», книге, которую ты обожала и которая красовалась в нашей квартире на почетном месте рядом с моей любимой – про мумми-троллей. Ты исключительно хорошо умела «обживать пространство». Когда мы только поселились, квартира выглядела как гостиничный номер, холодная и безликая. Совершенно незаметно на окнах появились веселые занавески с гномиками, на пол был брошен коврик какой-то буйной расцветки, а на кухне вся посуда оказалась в красный горошек. На стены ты повесила репродукции Магритта, которые, с твоей точки зрения, идеально сочетались с занавесочными гномиками.

Я видела тебя во всем: в музыке, картинах, фильмах и, само собой, в этих чертовых песнях «Снайперов». Когда мы были на их концерте, ты, стоя в бушующей толпе, разгоряченная и пьяная прижалась ко мне всем телом и сказала: «Хочу, чтобы у тебя всегда была только я».

Эгоистичная испорченная девочка-птенец. Ты тогда, очевидно, произнесла заклинание. Потому что мне до сих пор не нужен никто, кроме тебя. Ты – несводимая татуировка на моей душе.

Я сжимаю ручку, не в силах заполнить ни пункта в анкете. Я не знаю, что я вообще могу тебе сейчас сказать, кроме того, что никогда не забуду, как криво усмехнулась в тот вечер: «Павлик будет отличным мужем».

И ты совершенно серьезно, словно не заметив сарказма, ответила: «Я тоже так думаю».

Это была бессонная ночь. Мы впервые лежали спиной друг к другу, не соприкасаясь, но я знала, что твои глаза открыты. И не выдержав, произнесла в темноту:

– Ты думаешь, что будешь счастлива?

После короткой паузы я услышала твой, сразу ставший каким-то чужим, устало-равнодушный голос:

– Счастье – не самое главное в жизни.

И мне захотелось завыть по-бабьи, вцепиться в тебя и не отпускать. Но вместо этого я кусала подушку, чтобы не разреветься. В ту ночь я ненавидела тебя всей душой. За твою холодную расчетливость, за любимое мной умение спокойно отрезать ненужное. За то, что этим ненужным оказалась я.

Я съехала на следующий день. Утром. Дождавшись твоего ухода. Я просто исчезла из твоей жизни, чтобы не видеть, как ты прячешь свои глаза. Чтобы не цепляться в истерике за твой рукав и не ползать перед тобой на коленях, умоляя не бросать меня. Я слишком любила то, что у нас было, и хотела оставить это нетронутым. Не осквернять память о нас выматывающими выяснениями отношений, некрасивыми злобными разборками и взаимными упреками.

Ты лишала нас будущего, но в моих силах было сохранить наше прошлое.

В дальнейшем я сделала все, чтобы не столкнуться с тобой. Это было несложно. Как раз началась преддипломная практика – занятий не было. Даже защиту перенесла – пошла сдавать в другой день с параллельной группой. Меня приютила двоюродная сестра моей матери. Потом был Крым, поступление в аспирантуру, тяжело протекающая беременность и рождение Максимки.