Елена Махровская - Я, Анна, лежала желанная

– Ой, да что там санаторий, он мне за встречи-то уже не платит почти. Я в его фотокружок хожу только из принципа. Мне это не интересно, и снимать я не умею.

– В смысле, как не умеешь? Ты такие классные фотографии приносила.

– Ну, а ты заметила, что я вас никогда не снимаю? Типа, времени нет, или кончилась плёнка. Ну так вот, эти фотки он сам наснимал. Так, для галочки. Чтобы я не с пустыми руками ходила. Поначалу прикольно. А сейчас надоело уже, и мне и ему. Надо что-то завязывать, или с ним, или… – тут она уронила яйцо, и оно прокатилось по полу, рассыпая содержимое.

– Яичко упало и не разбилось, – закончила Таня.

21) Девятая глава. ИмяРек.

Имя Галочки абсолютно соответствовало несомому смыслу. Её родили на свет потому, что так надо, не задумываясь над тем, что будет делать в мире этот ребёнок. Точнее, кому он тут нужен. Просто, чтоб было «как у всех», – ну, а разве у кого-то иначе?

Игорёша был седьмым ребёнком в небогатой и недружной семье, и его из экономии отправили жить в интернат. Проходя мимо ненавистного здания, он рассказывал Наташе: лучше бы я жил без ужинов, без спортивной площадки и даже спал на полу, только дома.

Наташа его понимала, она тоже росла в многодетной. Правда, в их семье царила дружба и взаимная помощь. Предки-алкоголики строгали детей-буратин, выполняя производственный план пятилетки. Дети же, эти братья и сёстры, неизвестно где впитали выгодность взаимной поддержки. Защищали друг дружку от чужих, от нападок соседей, опекунской комиссии, от подпивших родителей и мать от побоев отца.

Тане нужно было взять у матери какие-то вещи. Она к ней нагрянула вместе с Галей, потому что собирались после по общим делам. Мать Татьяны хлопотала вокруг них, изображая образцовую мать: «Галочка, хочешь чаю?» Галочка кивнула, получив неприятный по вкусу чай и до камня высохшие конфеты. Таня ей сказала: «Ты не верь, она притворяется. Ей на самом деле жалко, и хороший чай она тебе не нальёт». Мать всё это слышала, но и бровью не вела, продолжая хлопотать возле Гали. Таня усмотрела в этом коварный план, и поспешила сделать всё, что нужно, быстрее. «Ведь она до сих пор на меня обижена, – вдруг пожаловалась Танина мама. – Говорит, что я в детстве скакалкой её отхлестала. А ведь этого не было, не было, я тебя никогда пальцем не трогала», – завершила она, обращаясь уже к дочери напрямую, для чего и был придуман экспромт. «Ты зачем на ребёнка столько тратишь?» – продолжала она по накатанной. «Все эти кружки, балеты… А шуба? Семилетнему ребёнку и такая дорогущая шуба! У твоих сестёр детишки ходят без сапог, а уже скоро морозы…» Она пихнула Тане пакет с дряблыми кабачками: «Вот, возьми, хоть пожарите дома». Этого Таня стерпеть не смогла: «Я тебе что, помойка? Отдай своим любимицам, пусть у них побудет радость!» – они выскочили из квартиры, Таня – пыша гневом, Галя с облегчением.

Женя жил в семье богатой и был единственным. Родители его разошлись, но продолжали общаться. Регулярные подарки в дни рождения, походы в киношку с отцом, шопинги с мамашей, туры, круизы, машина к окончанию школы, дорогущий компьютер, а по сути – собственный сервер. Женя развивался не по годам, он был компьютерный гений. Электронный мозг для него был интересней окружающего мира. Нежный и ранимый интроверт уходил в свою нирвану, прячась от нещадной лжи отца и матери, показной любви и обязательной заботы. Женя был зависим, потому принимал как есть: деньги – равноценно – любовь.

***

«Я налила полкотла воды, плюхнула туда достойный кусок мяса, и поставила на огонь. Мяско у меня без кости, без жира, без сухожилий и белых прочных плёнок. Связки и сухожилия, уварившись, превращаются в гелеобразную густую субстанцию, которая даёт к тому же неприятный привкус бульону. Плёнки-фасции в мясе – то же, что шелуха от семечек в подсолнечной халве. Нет, всё это не нужно, конечно.

Я вышла в огородец и набрала овощей, рядом в ручье их омыла. Дома разложила в нужном порядке. Натёрла клубни моркови и свёклы в большую сковороду и поставила на плиту, медленно жариться на растительном масле. В маленькую сковородку репчатый лук порезала кубиком, отправила на плиту, ближе к краю. Вскоре лук уже дал свой аппетитный запах. Я добавила к нему дольки томатов.

В котле мясо варится медленно, плавно. Запахи смешались и слились воедино, как разные голоса в одну песню.

Морковный лист – душистый и пряный, свекольный – яркий, густой вкус и цвет. Я собрала ботву моркови и свёклы, порезала всю, от стебля до листьев. Отставила доску с ботвой в сторонку, нашинковала капусты в отдельную чашу, и ещё в одну – настрогала картошки. Соломкой нарезала большой сладкий перец, отделив плоть от семени. Выловила мясо в небольшую кастрюльку и накрыла льняным полотном. Всыпала в котёл ботву, погодя загрузила капусту, картошку и перец, после – свёклу с морковью и лук с помидорами, хорошо утомлённые. Дала всему закипеть, подружиться, нащипала туда укроп и петрушку, ещё минута-другая – и всё.»

***

Галин «Что-ни-день» из дневника превращался в острый и бурный роман. Прохладные отношения с мужем заменила горячая дружба с едой. Она сочиняла рецепты. Как сварить из очень дешевого. Как из дорогого не испортить и не переборщить. Как в любом случае сэкономить. Как всё упростить от граммов до стаканов, штук и чайных ложек. «Что-ни-день» грозил стать фолиантом, а то и бестселлером.

22) Десятая глава. Кинул, как Могол.

Игорь встал, застегнул ширинку.

– Нет, так нет, моя Королева. Будешь чай? – Наташа качнула головой. Это не означало ни да, ни нет. Это означало, что до чая ей сейчас как до японских сепуку.

– И гони мне денежку за прошлый раз.

– В прошлый раз у нас не было.

– Ну, ты сам виноват. Видно, ты уже старенький. Ты уже не мужик… – Это был ментальный удар по яйцам. Игорь взвыл.

– Пока у меня есть хоть один палец, я могу называться мужчиной! – Наташа глянула с недоумённой усмешкой на поднятый Игорем палец. Он был стар, узловат и сильно прокурен. Плюс ещё ко всему искривлён из-за давней производственной травмы. Игорь заметил промах, но позиций не сдал. – Это сказал француз! А они знают толк в сексе, – Наташа расхохоталась.

– Люби меня по-фrанцузски, – пропела она и её картавое «r» как обычно, добавило шарма.

Наташа была миловидна, и это был её туз, причём единственный и козырный, а в рукаве – одни двойки. Потому она всегда ходила с туза, а вот крыть было нечем.

– Я теперь жену по-итальянски люблю, – заявил Игорёша и красиво выпустил дым.

– Не поняла? – Растерялась Наташа. Хотя всё она поняла, но взяла сигарету, прикурила изящным жестом, контролируя позы, любуясь собой – и продумывая способ реванша.

– Вот, билеты на самолёт, – Игорь протянул ей две длинных полоски.