Илья Беляев - Темница

– Может быть, ты не мог этого забыть, потому что я и не говорил?

– И все же?

– Мы с ней слишком долго знакомы и слишком много друг о друге знаем, чтобы жить вместе. Она мне, ну, как дальняя родственница, что ли.

– Хорошенькая родственница, – он ухмыльнулся. Ему была не безразлична Рита, а своим вопросом он лишний раз удостоверился, что я ему не соперник.

– Тебе нравится – ты и забирай.

– Не, она красивая, стройная, но даже не в моем вкусе, мне не это надо от девушки, – Костя набивал себе цену, – мне нужна начинка. Мне надо то, что с возрастом не дрябнет. Мне нужен огонек в глазах. Мне нужна внутренняя бесконечная энергия и доброта. На такую смотришь в троллейбусе: самая обычная, ничем не выделяется, глазки свои опустила, читает книгу или в сумочке своей что-нибудь ищет – создает иллюзию занятости. Но все равно видно: просто окружающих стесняется, сторонится; боится, что сейчас в ее внутренний мир залезут со своими житейскими проблемами, нагромоздят там своих мнений, взглядов. Ту почву, где она цветы сажала, фиалки там, колокольчики, вспашут, навозу навезут, картофель посадят и довольные уйдут восвояси, – его мысли так контрастировали с его образом. Если увидеть такого бугая на улице, то самое последнее, что о нем можно подумать, так это то, что он способен на подобные речи.

– Какую еще картошку? Навоз? – признаюсь, не всегда мне были ясны его мысли, – для практичности, ну, чтобы все было просто и по канонам жанра.

– Да, уж, философ. Но в кровать тебе все равно не с внутренним миром ложиться.

– Все-то тебе кровать. Разные у нас с тобой ценности.

– Физиология одинаковая.

После мы лишь изредка перекидывались с ним фразами, сделав вид, что нам больше интересна игра. Сыграли партий шесть-семь, Костя засобирался домой. Я убирал шары, Костя ставил кии на место, и тут он, видимо, обратил внимание на пианино.

– Слушай, а почему бы тебе не заняться музыкой? Ты же неплохо играешь.

– Не хочу я музыкой заниматься. Я ее для себя играть буду что ли? Для себя у меня и на диване лежать неплохо получается.

– Ну не знаю, пригласи кого-нибудь послушать.

– Приглашаю. Тебя. Вот ты сам очень бы хотел сидеть и пианино слушать?

– Нет.

– Про внутренний мир философствуешь, а классическую музыку слушать не хочешь.

– Разговор не обо мне сейчас. А знаешь, у меня идея: подай объявление, мол, даю уроки игры на пианино, и назначь чисто символическую плату – не бесплатно только! А то ведь знаешь, как оно бывает: «бесплатный сыр только в мышеловке». Я бы лично такое объявление прочитал, и сразу о каком-нибудь подвохе подумал. По этой же причине и слишком низку цену не ставь.

– Ладно, ладно, опять свою демагогию развел. Как ты за сегодняшний вечер мне только мозги не ел: одну «шарманку» завел, вторую, а сейчас даже учишь объявления писать! Устал от тебя, честное слово, устал! – я прижал руки к лицу и закачал головой, закатывая глаза.

На самом деле мне не надоедали Костины разговоры. Мне нравилось с ним разговаривать, ведь он был довольно умным: всегда приятно поговорить с умным человеком. И как бы я не реагировал на его наставления и советы, я всегда брал их себе на заметку. Пользовался ими и, конечно, не признавался в этом самому Косте.

– Ну, все, вижу, ты на разговор не настроен. Провожай, – он уже давно стянул с вешалки свое пальто и стоял передо мной, ожидая рукопожатия.

Я вышел за ним из дома и проводил прямо до машины. Черемуха, стоявшая перед моим домом, давно сбросила с себя одежды, и теперь они жухли под ногами людей, приходивших ко мне. А визитеры у меня ограничивались Костей и почтальоном, который подходил к моему дому не ближе, чем расстояние от дома до калитки, на которой висел ящик для писем.

– Давай, не кисни, оставайся таким же бодряком, как сегодня. Я к тебе скоро заеду, – произнес он, усаживаясь за руль и захлопывая дверь. Автомобиль завелся, окно водителя поступательными движениями съехало вниз и скрылось внутри дверцы.

– Жду не дождусь, чтобы снова услышать твои истории. Надеюсь, в следующий раз ты не ошибешься домом! – тут я заговорил немножко тише и приблизился к открытому окну, чтобы меня вдруг не услышала соседка, – серьезно, не беспокой ее просто так. Ты и сам не самое лучшее мнение о себе производишь, и меня подставляешь. Что это у меня за друзья такие, что у них настолько развит географический кретинизм? Или если хочешь к ней заходить – заходи, только меня не приплетай к этим визитам, и мне не сообщай о них.

– Хорошо, Леша, удачи! – он махнул мне рукой и улыбнулся. Казалось, что он приложил много усилий, чтобы вместить свое габаритное туловище на водительское место его «Жигулей». Я тогда еще подумал о том, что не было у меня и, скорее всего, никогда не будет таких больших (в прямом и переносном смыслах этого слова) друзей.

Костя завел двигатель и тронулся. Я посмотрел, как он скроется за поворотом, а потом направился в сторону дома. По пути я посмотрел на участок соседки: она вырывала кусты цветов, которые все лето цвели и пахли перед домом, но теперь больше были похожи на пожелтевшие веники. Они так проросли в землю, что после них оставались ямы в земле. Рита увидела, что я за ней наблюдаю, и помахала мне. Я улыбнулся и помахал в ответ.

На следующий день я решил первым делом написать объявление. Если честно, я сразу надеялся, что на него клюнет девушка: учить ставить на клавиши маленькие нежные женские пальчики приятнее. Но все равно писал о том, что уроки для всех без исключения.

Я уже довольно долго не выходил от дома дальше, чем до почтового ящика. Прошло уже на тот момент, точно не помню, но довольно много времени после смерти дяди и тети, но письма им шли до сих пор, хоть и реже. Лишь редкие родственники на самом деле знали, что тех больше нет. Поэтому мне было не сложно обрадовать какую-нибудь старую знакомую тетушки, просто ответив: «У меня все хорошо, племянник уже взрослый, муж опять потянул спину», и просьбой поделиться каким-нибудь старым народным рецептом для такого случая, мол, «все испробовала, да ничего не помогает». Это стало моим, своего рода, хобби. Я не хотел кого-то расстраивать, отвечая, что писем от самой подруги они больше не дождутся. А не отвечать вовсе было бы как-то не правильно. Тем, кто писал моей тете, было лет по семьдесят, поэтому скоро их ждала личная встреча, на которой они и расскажут, что с ними произошло. Хотелось бы в это верить.

Костя был прав: улицы центра города переполняли потоки красивых девушек. Стоило тебе попасть в городской водоворот, как тебя окружали волны нежных и хрупких нимф, каждая из которых после себя оставляла облако цветочных ароматов, круживших голову отвыкшего от женского общества молодого парня.