Юрий Санберг - Зачем вы меня Родиной пугаете? Рассказы и рассказики

Именно тогда я и разочаровался в социализме, кстати.

На офицерских сборах мы жили в палатках кадрированного полка химической защиты. Полком командовал человек с характерной фамилией Крюгер. Она ему очень шла, даже прозвище придумывать не было необходимости. Имея за спиной «два года школы жизни, которую лучше всего пройти заочно», его угрозы и увещевания силы хоррора уже не имели. Но было прикольно.

Ранним утром (часиков в пять утра, без объявления войны, вероломно) он поднимал студентов. И с поддержкой бронированных разведывательно-дозорных машин заставлял штурмовать ближайшие овраги, в которых запросто можно было скатиться, не разглядев дороги, ибо густой, тяжелый утренний туман, характерный для этих мест, разбавлялся ядовитостью шашек с хлорпикрином. Камеры газоокуривания казались ему детской шалостью.

На сборах все было прекрасно, только голодно. Кормили отвратительно. Мы жили по соседству с воронежскими географами, их как-то подкармливали, да и они постоянно добирались до города Боброва, хорошо известного молодежи гитарами фабрики «Аккорд». Чем-то они там подкреплялись.

Нас не выпускали.

Жили в палатках. Вечером, после отключения электричества шли разговоры о еде.

Кто-то мечтательно сказал: река рядом, рыбки хочется.

Кто-то ответил раздраженно: пробовали на удочку, не клюет.

Кто-то решительно, с пониманием: гранату бы, хотя бы одну. Да ведь не найдем.

Я, со знанием дела: здесь должен быть танковый изолирующий противогаз. В нем регениративный патрон. Найти его проще, чем гранату. Но кидать нужно с берега.

Утром, обращаясь к начальнику цикла, командир курсантского отделения ласково интересуется: «А у вас, товарищ полковник, случайно не будет сковородка?» – «У Чилика есть все. Кроме совести».

И ведь прав был, что удивительно. К людям вообще надо прислушиваться, когда они что-либо говорят о себе. Характеризуют. Случайно проговариваются. Редкостным был зануда, Валерий Иосифович Чилик. И отличным профессионалом, как я себе представляю. Случайно услышал байку, будто в войсках он вытащил из химической цистерны солдатика, который, дезактивируя емкость после иприта, потерял сознание. Увидел и прыгнул – как был. Человека спас, но сам пострадал, на лодыжке у него не заживала язва. Из армии не уволили, отправили на военную кафедру в университет, синекура. Он стал начальником цикла, солидная должность. Верю в рассказ, он мог. Только в реальности должна была быть одна деталь – вытащив из цистерны солдатика и приведя его в чувство, Чилик должен был отвесить ему пару пенделей. Вот тогда история полностью соответствовала бы действительности.

Сковородка у Чилика была просто огромной, настоящей поварской – с такой можно было, как Христос хлебами, накормить уйму народа. Развели костер.

Танковый противогаз нашелся на складах через примерно час поисков. Я, однажды лет в 13 лет, сделав участок на реке Хопер судоходным, предупредил еще раз: «С берега кидайте, с берега!». Сам был занят в палатке, стучал на привезенной из дома собственной печатной машинке, считался чем-то вроде самодеятельного писаря, готовя планы подготовки, формируя расписание учебных занятий и разбирая почерк Чилика с пометками поверх прошлогодних планов.

Регенеративный патрон вырабатывает кислород. Выглядит как большущая банка. Поглощает углекислый газ и влагу. Кислорода дает на три часа, если ничего не делать, дышать через раз и ждать помощь. Отработанные патроны утилизируют, действующие вещества вместе с хлоридом кальция растворяют в воде.

Есть секрет, как патрон подготовить к взрыву в воде. Писать об этом не обязательно.

Рвануло у них так, что листья сдуло в округе одним махом. Деятели запустили изделия из лодки. Решили: чтобы дважды не вставать. Мокрые и счастливые, что выжили, они собирали рыбу, подгребая найденной где-то на берегу картонкой, а не веслами. Их сорвало с уключин и унесло куда-то вниз по течению.

Рыбы оказался здоровенный мешок. И еще несколько штук несли под мышками – наиболее крупных. Рыбинспекторов в тех краях отродясь не водилось, а водились подлещики. Браконерство объяснялось необходимостью молодых здоровых организмов выживать, ибо перловка вкупе с переваренными рыбными консервами в масле, разогретыми на кухне, источник не столько питания, сколько язвы – не трофической, но желудка.

Первый раз в жизни мои умения меня прокормили. Вселило некоторую осторожную надежду.

Зато теперь, когда я слышу от экономистов: человеку надо дать не рыбу, а удочку, чтобы он ее поймал, я беззлобно усмехаюсь. Какая уж там удочка. Ясно же, что необходимо человеку.

Окраина маленького Балашова, старый черный транспортный самолет Ли-2, серебристые МиГ-15, зеленые вакуумные машины, роторный снегоочиститель, напоминающий передвижную мясорубку. Школа младших авиационных специалистов, учебный парк. Периметр охраняется.

Мне лет двенадцать, мы хорошо знали окрестности. Никто из нас не ходил, как все, по тротуарам или по обочинам дорог. Или по плитам теплотрассы, главной артерией улицы. Мы срезали дорогу. Надо – подныривали под колючей проволокой. Все так делали.

Здесь размещалось довоенное стрельбище, мы ковырялись в каких-то воронках, выкапывали гильзы от трехлинеек. А еще какое-то время базировался летний лагерь немецких военнопленных. Димка Димков нарыл фаянсовую тарелку с орлом и цифрами справа и слева – у лап орла со свастикой— тысяча девятьсотбыло с одной стороны, сорок второй – с другой. Димке завидовали.

От остановки «Шлагбаум» (уже никакого шлагбаума здесь, конечно, не было) срезать можно было через часть. Местный прапорщик так и решил. Выпил, устал, правильно оценил силы – и решил срезать дорогу. Однако ему только лишь удалось запутаться в колючей проволоке. Барахтался, угрюмо сопел, негромко матерился. Запутывался еще больше.

Часовой был из среднеазиатских курсантов. Под звездным небом крахмально скрипел снег. Было одиноко и страшно. Часовые вообще охраняют себя. Едва успев пробормотать: «Стой, моя в твоя стрелять будет!», тут же открыл огонь на поражение. По прапорщику – с дистанции в пять-семь метров. Почти в упор. Жизнь свою спасал.

Стрелял десять раз. Расстрелял всю обойму, не попал. Подошел вплотную, примерился и огрел почти протрезвевшего прапорщика прикладом. У симоновского карабина он деревянный, тяжелый. Вырубил – еще до того, как в ужасе от начавшейся войны прибежал начальник караула с бодрствующей сменой.

Потом приехала дежурная «таблетка» из санчасти. Циничный доктор рассказал потом всем: заглянув в трещину черепа прапорщика, головного мозга не обнаружил.