Владимир of Владимир - Русь святая – 2

По лицу Георгия было видно, что он внутренне страдает из-за якобы нанесённой обиды Глафире. Глашка действительно в этот момент была трогательна и влюблённое сердце Георгия, пошло на попятную:

– Ну прости Глаш, бес попутал, сам не ведаю что плету. – И тут, молодой штурман не удержался и поцеловал Глафиру в губы. Девушка с усилием отжала от себя штурмана и с напускной обидой в произнесла:

– Ручки ему целовать не нравиться. – Затем влепила Георгию неумелую пощёчину, после чего тот разжал свои страстные объятия. Когда же Глашка скрылась за дверью, погладил свою щеку, произнеся раздражённо:

– Да и катись колбаской по малой Спасской! – Затем с нежностью добавил: – Вот дура.

– Ты что шумишь Георгий. – Спускаясь по лестнице спросил Владимирский беззаботным тоном.

– Владимир Владимирович. Вот приехал доложиться, буксир готов к навигации, да и баржу чуток подлатали. В опрошлом году мелковато на речке было, с того и днище подшкряболось.

– Молодец. Ну идём завтракать. – Позвал юного штурмана, хозяин дома.

– Да не, не охота. Я домой вертаюсь.

– С Глафирой поссорился. Э брат, война войной, а обед по расписанию. – Сказав банальность Владимирский повлёк Георгия в столовую: – А хочешь я тебя отправлю учиться на штурмана? Выучишься будешь по Волге ходить, или даже по морям, на настоящем пароходе.

– К чему мне учёба? Батяня состариться, я вместо него капитаном буду.

– Ну как знаешь. А все же погости, тебе у нас всегда рады. Да и хозяйство у тебя здесь. – Хозяйством Владимирский назвал голубятню. Была голубятня у Георгия в Новгороде, да она сгорела таинственным образом, вот он себе на крыше школы и отстроил новую, возвышающуюся как башня.

По мимо нашего героя, в усадьбе жила вдова Волина. Она была директрисой сельской школы, Владимирский самолично выбил ей эту должность. У неё подчинении были две учительницы, от неё же получившие своё образование. Двадцати двух летняя Мария Фёдоровна, и Девятнадцати летняя Екатерина Ивановна, сестра Акима. Пятнадцати летняя дочка вдовы Волиной, училась в Смольном институте, а одиннадцатилетний сынок в Нижегородском кадетском корпусе. Вдова, Анастасия Николаевна Волина, уже почти шесть лет жила в усадьбе Владимирского и эти годы пошли ей на пользу, она буквально похорошела, даже помолодела в свои тридцать пять лет. Первой причиной её преображения была Глафира, сумевшая довести нашу вдову из состояния болезненно истощения, в пышно-цветущее. Второй причиной её моложавости, был полицмейстер Охлабыстин, который познакомился с нашей вдовой на свадьбе Владимирского и теперь хоть и безнадёжно, но регулярно посещал нашу усадьбу.

За стол у Владимирских рассаживались по времени, не дожидаясь опоздавших. На против Анастасии Николаевны сидел отец Арест видимо специально забежал на завтрак, что бы вразумить нашу не утешную вдову:

– Как же матушка, голубушка, эк я вас понимаю, хранить брак и память по убиенному супругу, но что же делать, любезная Анастасия Николаевна?

– Не искушайте батюшка. Иван Макарович человек весьма достойный, но как же память и главное дети, как после этого мне им в глаза смотреть? – Волина приложила платочек к увлажнившимся глазам.

– У детей своих забот полон рот. Я ведь по началу, ой как радовался, что вы Анастасия Николаевна так непреклонны, а потом рассудил, страдает ведь ваш ухажёр Иван Макарович и очень уж они несчастны, из-за вашей не преклонности. Вот и выходит, коли вам мил этот человек, так и смиритесь. Отсюда и происходит, что счастье другого человека важнее нежели подвиг вдовствующий жены.

– Батюшка, да на мне же школа.

– Опять двадцать пять! – Тут отец Арест заметил нашего героя: – Вот ведь дела Твои чудны Господи. Владимир Владимирович вы хоть повлияйте на Анастасию Николаевну.

– Отец Арест. – Как бы с упрёком возразила Волина, смущённо вращая чашечку с кофе по блюдцу.

– Как же здесь повлияешь, раз Анастасии Николаевне неприятен Иван Макарович. – Нарочно, произнеся не правду, начал своё влияние Владимирский.

– Очень даже… – Тут вдова осеклась, её глаза повлажнели, и она замолчала.

– А коли так, так и соглашайтесь матушка. И то сказать, довольно погоревали вы по своему убиенному мужу. А ему теперь уж кроме доброй памяти и панихиды, ничего не надобно.

– Может вы Анастасия Николаевна в монастырь уйти задумали? – Опять провоцировал вдову Владимирский.

– Месье Владимирский, у меня дети в малых летах! – Возмутилась Волина, как бы говоря, – мне их поднимать нужно.

– Отец Арест прав, сделать человека счастливым более важно, нежели вдовья участь.

– Появилась Глафира с подносом, на котором стоял самовар и свежевыпеченные булочки с повидлом. К Георгию Глаша не подошла, представив участь кормления своего молодого воздыхателя, своей помощнице, на самом деле куда более опытной кухарке, тридцати летней крестьянской жёнке Татьяне, лучшей стряпухи в округе. Георгий от такого поведения своей возлюбленной, видимой обиды не проявлял, быстро позавтракав удалился, но вскоре вернулся.

– Тем временем за место Волиной и батюшки, компанию за столом, хозяину дома составляли Аким с инженером. Вернувшиеся с рыбалки гости изрядно проголодались и теперь с аппетитом наворачивали вчерашние холодные котлеты с хлебом, запивая их горячим чаем. По мимо чая рыбаки согревались ещё горячительным напитком, о чем свидетельствовал штоф водки и пару рюмок стоящих на столе. Инженер поблёскивая стёклами очков, густо намазывая хлеб маслом, с завидной настырностью гнул свою линию:

– Нет уж, вы господин Владимирский позвольте, условия быта на цементном заводе просто не человеческие. В двадцати метровых комнатушках ютятся семьи, порой по десять человек. А за работу получают, едва концы с концами могут свести и это за десяти часовой рабочий день! – Инженер начинал распыляться: – Люди не животные, хотя и у животных бывает свой предел!

– Тема серьёзная. Где же управляющий. – Перебил Владимирский инженера, заметив жестикуляции Георгия: – Вы господа завтракайте, а я поищу Пётра. – Наш герой поспешил к Георгию, который по заговорщически зашептал ему на ухо:

– Владимир Владимирович, я из-за стола и скорехонько на голубятню влез, обозреваю, кругом просторы, лепота, аж душа умилилася и вдруг, снизу по течению в версте от школы, зрю белеет что-то в заводи. Я пригляделся, не иначе утопленница.

– Ишь ты глазастый в версте разглядел.

Захватив подзорную трубу, они направились к школе, где по лестнице забрались на крышу, а оттуда на голубятню:

– Двоих выдержит?

– Ещё бы, сам делал. Вон там глядите белеет. – Держась за длинный шест, на верху с перекладинами для голубей, говорил Георгий.