Владимир of Владимир - Русь святая – 2

– Ну что тут скажешь, она хош бы и задеревенела, только положение рук говорит о её расслабленности на момент смерти. Вот извольте видеть ссадину в волосах, из под сбившегося чепца видно. Може кто её огрел вначале, а уж за тем в воду кинул. – Довольно разумно рассуждал урядник.

– Может она просто гулять пошла, да поскользнувшись упала с утёса. Может она и не в воде зиму пролежала, а только теперь при паводке в воду попала. – Высказывал предположение староста.

– Не, коли по вашему рыбы её не поели бы, скорее дикие звери растерзали бы. – резонно заметил урядник.

– Тело погрузили в лодку и поплыли в сторону бывшей усадьбы Федькиных.

Выбравшись из лодки, Владимирский скорым шагом зашагал по раскисшей тропинке, любуясь силуэтами лошадей, выпущенных на весеннее солнышко в огороженные загоны. За загонами красовалось новое здание конюшни, выложенное из красного кирпича, изготовленного на заводе Владимирского, как впрочем и все остальное, двери, окна и даже черепица все производилось у нашего героя. Туда-то к конюшне, наш герой и направлялся. На ногах его были хромовые сапоги, буквально отсыревшие от мокрого снега, а на плечах бушлат морского образца, но не морской, пошит по заказу, на голове офицерский кепи, старого образца. Владимирский вдруг застыл как вкопанный, сердце его замерло, когда он услышал знакомое до боли ржание Янычара. Арабский скакун пасшийся среди кобыл, побежал ему на встречу иноходью, выгнув шею, перемахнув через ограждения упёрся своей мордой в грудь хозяина. Владимирский не сдерживая чувств, целовал и гладил умнейшее из животных, приговаривая:

– Ну что соскучился? Я по тебе тоже скучал. Ты настоящий друг, друзья не продают за бабский горем, пусть даже самых прекрасных кобыл.

Во время общения старых друзей, к ним подскакал конюх, выписанный из Москвы для тренировки лошадей:

– Владимир Владимирович, я так и подумал что это вы. Гляжу Янычар шею лебедем выгнул, хвост распушил веером, соскучился по хозяину. А я как раз Бешеным занимался, чуть руку мне не откусил Ирод. Вон бельмы кровью налились, никакого почтения к родителю. – Говорил конюх-жокей ловко управляясь с трёх летним жеребцом, потомком Янычара.

– Вы господин Манэ пошлите упряжку с санями к лодке. Сам же я в усадебный дом, вы мне седло туда доставьте. – И Владимирский, обнимая морду коня, пошёл к барскому дому. Дом был большой, но деревянный. Возле дома копался старый садовник и дворник в одном лице.

– Наше почтение вам барин. – Сняв шапку стал он кланяться, косясь на жеребца, выглядывающего из-за спины Владимирского.

– Здравствуй Михалыч. Пусть он здесь попасётся. – Сообщил Владимирский направляясь в дом. Янычару это не понравилось, он недовольно за фырчал и обильно удобрил дорожку. Не успел наш герой войти во внутрь, как перед ним очутилась ключница, высокая, круглолицая, тридцатилетняя девка Татьяна. Одета была явно не как крестьянка, в костюме из зелёного и голубого фуляра, который вышел уж из моды, но в который ещё любили рядиться зажиточные мещанки, и купчихи средней руки. Владимирский не раздеваясь, прошёл в пространную гостиную, за ним молча как тень проследовала и ключница. Усевшись в старинное, но очень удобное кресло, он положил своё кепи на карточный столик тёмного дерева, где хозяйка дома любила раскладывать пасьянс. На столике лежала колода карт, на серебряном блюде и бронзовый ножик для резки бумаги. Что-то было не так, чувствовал наш герой, разглядывая выгорелые обои в весенних, солнечных лучах. Он провёл указательным пальцем по столику, стало очевидно присутствие пыли на столешнице:

– Так вы Татьяна что же, все сама в доме управляетесь? – Беззаботно спросил Владимирский, будто бы разглядывая грязь на пальце, сам же подумал: – Она со мной не поздоровалась, а я с ней. – Татьяна молча следила за пальцем Владимирского и тогда он добавил: – Вы сегодня подозрительная какая то.

– Это почему!? – Выпалила ключница.

– Потому что здравствуй Татьяна.

– А! Закрутилась. Здравствовать желаем, господин Владимирский. – И Татьяна вроде как успокоилась, затем её руки стали безжалостно теребить накинутую на плечи шаль: – Вы как имение выкупили, одной приходиться справляться. А я и не жалуюсь, только что собиралась прибраться. Она подхватила висящий на стуле передник и смахнув им со столика пыль, надела на себя.

– А скажите мне Татьяна, когда вы в последний раз видели дочь хозяйки дома, Зинаиду Ивановну?

– Когда? – Руки Татьяны вновь стали теребить, только теперь передник.

– Да, когда? – Спросил Владимирский, сам же подумал, – что-то она темнит, коли так нервничает.

– Тык когда, аж в прошлом году на Покрова Святой Богородицы. Она недели три гостила у матери, апосля уж съехала.

– Значит это в конце октября было? – Задумчиво, как будто ему не интересно, спросил наш жандарм.

– Где-то так.

– А куда она направилась?

– Дык кто ж их знает, господ, чай нам-то ни докладают. Небось к жениху поехали. – Руки Татьяны по прежнему не знали покоя.

– Десять лет и все к жениху? – Строя удивление, спросил Владимирский.

– Ну, уж этого нам не известно. Они, девушка свободных нравов были.

– То есть вы хотите сказать, что у Зинаиды Ивановны помимо её вечного жениха Бжезинского, ещё кто-то был?

– Не знаю я барин. – Взгляд ключницы заметно потемнел.

– А скажите Татьяна, при вас приезжал ещё кто-нибудь к Зинаиде Ивановне из знакомых, за последний год, или на кануне её отъезда?

– Не было никого, кроме пана Бжезинского, да и тот, как у Зинаиды Ивановны деньги кончились, больше к нам ни ногой.

– Так значит она с ним разорвала свои отношения?

– Как разорвала? – Ключница вновь лишила покоя свой фартук, затем спрятала под ним свои руки: – Простите барин, мне это не известно.

– Ну а когда она отправлялась в последний раз, в чем она одета была?

– В чем? В юбке вздёрнутой на шнурке…

– Какого цвета?

– Синей. И пальто чёрное.

– Она утопленница, – подумал Владимирский и далее уже произнося в слух: – Как чувствует себя хозяйка Наталия Фоминична?

– Её лучше не тревожить, у них нервы.

– Да ты что? И сколько она приняла рюмок успокоительного?

– Почитай бутылку настойки на апельсиновой корочке.

– Послушайте Татьяна, я вас просил как-то это регулировать с алкоголем. – Татьяна молчала, Владимирский поднялся с кресла и направился к спальням бывших хозяек дома: – Так значит эта комната Зинаиды Ивановны?

– Господин Владимирский! Вам туда нельзя! – Услышал наш герой за спиной встревоженный голос Татьяны и распахивая дверь в спальню покойницы, машинально спросил:

– Почему же? – Внутри него зазвонил тревожный звонок. Движение воздуха за его спиной в этот солнечный день, морозом царапнул его позвоночник и он резко обернулся. На него чуть ни налетела ключница, с каким-то полу умным взглядом, пытающееся заглянуть сквозь него в спальню.