Константин Стерликов - Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Роман. Том 1

– Вы проницательны, Павел Максимович, да не о прелестях…

– Так о чем же?

– Хочу узнать Ваше мнение.

– Относительно чего?

– О том, что происходит сейчас.

Ягунов удивленно поднимает брови.

– Обстановка на фронте и грядущее наступление, – Парахин видимо волнуется, говорит обрывочно, путано, этот разговор явно дается ему тяжело.

Полковник нахмуривается, словно что-то вспоминая.

– Нет, не волнуйтесь, это не проверка на благонадежность. Я хочу услышать честное мнение именно от Вас. Я в тактике не силен, моя область – идеология. За Вами слава талантливого стратега.

– У нас есть командиры и получше меня.

– Не скромничайте, Павел Максимович, Вы популярны в войсках, солдаты Вас любят как отца.

– Примерно это же я слышал и о Вас, Иван Павлович! Давайте к делу, что конкретно Вас интересует?

– Положение наших войск. Вроде все правильно, готовимся к наступлению, дух у всех боевой. Я чувствую, что-то не так… На душе как-то тревожно. У меня такого не было, с начала войны. Предчувствия нехорошие.

– Я понял о чем Вы. Думаю, Ваша тревога обоснована. У нас есть серьезные просчеты, будем надеяться, что враг их не заметит. Я неоднократно докладывал о них, но, увы, не я один принимаю решения за судьбу фронта.

Три армии стоят бестолково, как мамаева орда, очень кучно и опасно стянуты к передовой. Тыл обнаженный. Серьезных линий обороны в тылу фактически нет. Турецкий вал, но и тот слабоват… Прямая угроза окружения. Один хитрый ход со стороны немцев и все обернется катастрофой. В голой степи зацепиться не за что…

– Но в марте они уже пытались и не смогли прорваться? Все было также, даже похуже в обороне? И они наступали, а сейчас инициатива у нас.

– Так-то, оно так, но все меняется. Немцев нельзя недооценивать – противник сильный, умный и коварный, надо быть готовым ко всему. Просчитывать все варианты.

– Ну а что бы Вы сделали на месте Манштейна? – задумчиво спрашивает Парахин.

– Да что угодно. Не надо обладать выдающимся талантом. Классические схемы. Высадил бы десант, там, где не ждут, диверсии в тылу – от Акмоная до пролива, гуляй как хочешь…

Нанес авиаудары по узлам связи, чтоб внести хаос на позициях и изолировать соединения друг от друга. Да масса всего…

– Ну а оптимистические прогнозы есть?

– Есть конечно, – улыбается полковник, – я Вам, Иван Павлович, обрисовал другую темную сторону медали и она есть всегда и во всем. Идеальной обороны и позиции не существует, всегда есть слабое место. В любом военном деле есть риск, и любое самое успешное предприятие может стать плачевным поражением. Наше преимущество – в решительном удачном наступлении. Сил и средств у нас, для этого предостаточно. Воодушевление действительно сильное в армии. Будем надеяться на лучшее. Но если наш удар захлебнется, надо готовиться к худшему. Собственно это война, так было всегда. Успех зависит от многих факторов, в том числе и от личного мужества солдат и грамотной реакции старших командиров. В истории полно случаев, когда боевые части, уступающие в десятки раз в численности, выигрывали безнадежные сражения. Поживем – увидим…

– Спасибо, утешили – как-то неопределенно выдыхает комиссар.

– А вон и моя «красавица» спешит на свидание, – шутит Ягунов, к пристани приближался бронекатер, стремительный, вытянутый, по-военному изящный, действительно напоминающий что-то легкое, женское…

– Ну что ж, не буду Вам мешать в делах «сердечных», – подхватывает Парахин.

– Всего Вам доброго, Иван Павлович… и спасибо за беседу!

– Вам спасибо, разъяснили, что и как, приму на вооружение. До встречи!

– Может быть очень скорой, – прощается полковник, с едва заметными нотками грусти в голосе.

Дав сирену, неистово взбивая воду в пену, к обросшему морской травой пирсу, причаливает бронированный катер. Матросы готовятся бросать швартовые концы. Ягунов еще раз бросает взгляд в след удаляющемуся комиссару. Что-то происходит , что-то выходящее за рамки привычного хода событий. Приближается нечто, подобное небывалому темному Урагану, который остановить, возможно, некому не под силу. И это чувствует теперь не только он один…

В кабинете представителя Верховной Ставки армейского комиссара 1-го ранга Льва Захаровича Мехлиса, царит особенная необычная атмосфера, несмотря на высокий пост все по военному аскетично, но вместе с тем и тихо и уютно… Комната напоминает больше монашескую келью, оборудованную только для напряженной работы – ничего лишнего, никаких символов власти, вычурных регалий и намеков на положение одного из первых лиц страны и любимца самого товарища Сталина – никаких роскошеств, только то, что необходимо для дела. Он всегда отличался тем, что жил и служил в крайне суровых условиях, мог спать в солдатской землянке или вообще на голой земле, укрывшись шинелью и прекрасно себя чувствовать. Комиссар работал в интенсивном если не сказать бешенном темпе, как летящий на всех парах паровоз. Он мог не спать сутками и оставаться в отличной форме. Он отличался суровым и даже деспотичным нравом. Но по-другому в тяжелой для страны ситуации войны было нельзя, когда требовалось напряжения всех сил и своих и чужих. Он горел, как яростное пламя Революции. Был чрезвычайно строг к себе и требовал этого от подчиненных. Можно даже сказать, что всегда был беспощаден к себе и другим. Генералы и старшие командиры его боялись, а вот младший командный состав и простые солдаты его боготворили. Он искренне заботился о них и всегда был на передовой в гуще всех событий и кровопролитных боев. Отличался редкой, почти безрассудной смелостью. Смыслом его жизни была непримиримая борьба за идеалы Великой Октябрьской Социалистической Революции и воплощение учения товарища Ленина. Построения нового общества Свободы, Равенства и Братства. Создания новой эры Коммунизма. И Мехлис был готов, не задумываясь, пожертвовать и собой и другими за Светлое Будущее для всех людей…

Сейчас Мехлис смотрит куда-то вдаль, словно о чем-то глубоко размышляя. Большое окно наполовину открыто и легкий ветерок умиротворенно потрепывает светлую занавеску. На часах около четырех пополудни и во всем разлита томная предвечерняя расслабленность….

У комиссара сидит посетитель. Гость удобно расположился на кожаном диване, в достаточно вольной, приятельской позе. У него нашивки майора, но по виду этого командира, сразу становится понятно, что звание это условное, и он здесь по особому случаю.

– О чем задумался, Лев Захарыч? – спрашивает майор, рассматривая какие-то бумаги, – Что-то тревожит? Или так, предзакатная меланхолия? Что не в твоем энергичном боевом духе?