Рафаэль Май - Боль

– Мы еще не закончили, – предупредил доктор. – Оставайтесь в неподвижном положении.

Еще несколько раз аппарат то возобновлял звуковое сопровождение обследования, то делал антракт. Но так томографию было переносить куда легче.

– Мы закончили, – сообщил врач.

Выдвижная платформа выкатила тело из магнитной тюрьмы. Медбрат все так же помог снять фиксатор с головы, наушники. Так Марк снова оказался на каталке.

– Сейчас вас переведут в палату, – ответил доктор.

– У меня что-то нашли? – спросил Марк.

– Я подойду к вам через двадцать минут, – ответила она, ничего не объясняя.

Марк закатил глаза. Ему стало заметно лучше. Он вполне самостоятельно мог передвигаться и совершенно не понимал смысла всех этих церемоний. Но ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Он надеялся на то, что это формальности, которые необходимо соблюсти при поступлении пациента в больницу.

– Давно здесь работаешь? – решил он спросить парня, чтобы как-то отвлечься от давящей обстановки муниципальной больницы.

– Два года, – ответил молодой человек.

– И кем планируешь стать в дальнейшем?

– Нейрохирургом, – парень оказался приветлив, но немногословен.

– Надеюсь, мне не потребуется интерн.

Марк нервно выдохнул.

– За тридцать три года жизни в больнице был один раз и тот у стоматолога, – начал снова болтать он. – Приехал в Россию, загремел в больницу через четыре месяца после приезда.

– Откуда пожаловали к нам?

– Из Стокгольма…

– Здешние больницы не сравнятся со шведскими, наверное, – предположил молодой человек.

– Не знаю, – ответил Марк. – Я был лишь у стоматолога.

Он лег на каталку и принялся изучать пластиковые таблички на затертых дверях: «массажный кабинет», «процедурная», «кабинет физиотерапии». Увидев слово «операционная» Марк невольно отвернулся, как делал обычно, проезжая мимо кладбища.

* * *

Больничная палата была выкрашена в неприятный грязный бежевый цвет. Стены перекрашивались неоднократно. Об этом несложно было догадаться по многочисленным слоям краски, которая теперь трескалась. Она отступала от потолка сантиментов на восемьдесят. И от этого усиливалось ощущение неполноценности, которое могло быть вызвано каким-то кратковременным недугом или затяжной болезнью. На кровати лежал матрац с подтеками, о происхождении которых Марк предпочитал не думать. Наперник тоже был весь в желто-оранжевых разводах. Представив, как кто-то пускал слюну на подушку во время сна, он тут же отложил ее.

Обшарпанная мебель со сломанными выдвижными шкафчиками и потрескавшийся линолеум, оголявший голый бетон, только подчеркивали убогость местной больницы.

Марк не знал, чем себя занять. Алисия, вероятно, не догадалась вложить ему в карман штанов телефон, который он оставил в палатке. Он смотрел на свои спортивное трико, на котором уже успела немного засохнуть грязь. На коленках остались следы от влажной травы. Вид у него был неважнецкий.

Зашел доктор.

– У вас вип-условия, – произнесла женщина. – Одиночная четырехместная палата. Такое бывает здесь редко.

Появление врача немного отпустило тревогу, которая посещала Марка при мысли о том, что ему придется ночевать в этой палате.

– Все хорошо? – спросил он.

– Не совсем, – доктор немного от него отстранился. Она внимательно рассматривала снимки, которые принесла с собой, и заключение на двух листах, вернее, делала вид, что рассматривает. Это было очевидно – даже опытному доктору требовалась сила духа, чтобы сообщить какую-то весьма неприятную новость пациенту.

– Зачем вы смотрите эти снимки? Наверняка, уже знаете, что со мной, – произнёс Марк.

– У вас диффузная астроцитома, – ответила она.

– Я не силен в медицинских терминах… Знаю только, что все, что заканчивается на «ома», не очень хорошо.

– Это рак, – на выдохе произнес врач. – Вторая степень. А это значит, что шансы на выздоровление весьма велики. Требуется хирургическое вмешательство, лучевая и химиотерапия.

После слова «рак» Марк больше ничего не слышал. Как такое вообще могло быть? Ошибка в чистом виде. У него же столько планов на жизнь. У человека, у которого столько идей, не может быть рака. Он только запустил свой новый проект. А их было еще четыре или пять. Он уже не мог вспомнить. Несколько дней назад он был абсолютно здоров. А тут совершенно случайным образом оказался в больнице. И теперь ему ставят такой диагноз.

– Этого не может быть, – ответил он.

– К сожалению, это так.

– Этого не может быть! – интонацией он поставил восклицательный знак в конце фразы. – Я веду здоровый образ жизни. Не курю. Не употребляю наркотики. Алкоголь. Разве что изредка. Я никогда не облучался. Я всю свою жизнь прожил в экологически чистом районе. У меня хорошая наследственность, если не считать гипертонию у отца. У меня отличный иммунитет. В последний раз я болел, должно быть, лет в двенадцать, – он все перечислял.

– Вы сейчас проходите стадию «отрицание», – ответил доктор. – Это абсолютно нормально. И я не буду вас ни в чем переубеждать. Вот копия заключения.

Она положила на стол два листа бумаги.

– Снимки не могу вам отдать. Их вложу в вашу карточку, – объяснила она. – Это не приговор. Вы молоды. У вас нет неблагоприятной наследственности. Нет вредных привычек. И сильный иммунитет.

Доктор был славным психологом. Вероятно, ей уже не раз доводилось сообщать подобную новость пациентам. И реакция Марка не была особенной. Она явно была подготовлена к таким ситуациям. Он не знал, что за прием сейчас она применяет, но заметил, что она говорила его же словами. И почему-то ему становилось легче.

– Вы являетесь нерезидентом России, поэтому вопрос о вашем лечении нам нужно решать в особом порядке, – объяснил доктор.

– Я буду лечиться в Швеции, – отстраненно ответил Марк. – Я могу сейчас поехать домой?

Она что-то говорила ему. Он услышал лишь одно утвердительное «да». Остальное не имело сейчас никакого значения.

* * *

Часы показывали без четверти десять. В офисе никого не было. Даже клининговая служба, которая обсуживала лофт, уже закончила с уборкой. Только из кабинета директора, что неуклюже скрывался за стеклянной стеной брезжил свет от включенной настольной лампы.

Марк разложил перед собой семь заключений – именно столько МРТ он сделал за последние три недели в разных клиниках. Но ошибки не было: в муниципальной больнице ему поставили верный диагноз, а частные клиники семь раз его подтвердили. Он рассматривал шрифты, которыми были напечатаны его имя, фамилия и возраст.

Последние двадцать дней его жизни прошли очень быстро. Он приходил на работу на полтора часа раньше, потому как с четырех утра его мучила бессонница. В течение дня он безостановочно выстреливал идеями, а Алисия утопала в его поручениях. Когда и этого оказывалось слишком мало, чтобы не думать о плохом, он брал на себя часть работы. Поэтому она постоянно путалась, что было в ее зоне ответственности, а что нет, и часто они вместе делали одну и ту же работу, отчего она уже несколько раз срывалась на Марка из-за его непоследовательности. По вечерам он предпочитал оставаться на работе, чтобы поделать что-нибудь, что не всегда имело смысл, а в те редкие дни, что возвращался рано домой, он забывался, выпивая по два-три бокала вина или других более крепких напитков. Но каждый вечер заканчивался одинаково. Он раскладывал бумажные заключения, которые ему вручали после обследования.