Павел Гушинец - Обрывки

Отныне за сочинения я получал отличные оценки за фантазию. На их фоне неизменная «троечка» за грамотность уже казалась не столь жалкой. Новая учительница выслушивала любые, даже самые бредовые идеи и никогда над ними не смеялась.

А ведь это очень важно, когда над твоими идеями не смеются. Что в 14, что в 40 лет.

В 2010 году произошло событие, которое коренным образом изменило мою жизнь. Не то чтобы оно стало таким уж неожиданным, девятимесячные изменения в фигуре жены трудно было не заметить. Но как-то не так я себе всё это представлял. Если честно – совсем никак не представлял.

Ну, растёт живот у любимой, что-то там такое изнутри толкается, типа чужого из знаменитого фильма. То проползёт под кожей бугорок, то высунется локоть. Крутится, беспокоит. Посреди ночи может начать буянить. Показывали мне фотки этого захватчика. В профиль – вылитый я. А жена говорит, что вылитая она. Но я-то лучше вижу.

А потом она меня ночью растолкала, и мы поехали рожать. Всё что помню – выспаться в этот день мне не удалось, а ближе к полудню позвонили и сказали: «Всё, ты теперь папа».

Это я-то папа? Да я ещё Ассасин Крид на приставке не прошёл, какой из меня папа? Кто сказал тридцать лет?

Дня два мне показывали что-то из окна третьего этажа роддома. Присылали фотки сморщенного краснолицего существа. И это моя дочь? Вот это чудо с закрытыми глазами? Это человек вообще?

Потом примчался с работы их забирать. Так растерялся, что забыл купить букет. Вру, не забыл. Я даже не знал, что эти букеты покупать надо. Мне же никто и никогда не рассказывал, как детей из роддомов забирают. А в интернете найти не догадался.

Примчался, дрожащими руками взял из рук медсестры что-то в одеяльце с ленточкой. Привез домой, положил на тахту. Стою, смотрю, а ОНО спит. Тахта, кстати, знаменитая. Я, когда родился, меня тоже на неё положили. Я потом отдал её за шоколадку, чтоб эта порочная традиция ушла из нашей семьи. Мне эта тахта никогда не нравилась. Лет в тринадцать перестал на ней помещаться.

И тут ОНО проснулось. Закряхтело, заворочалось. И вдруг как захнычет! У меня – паника! Что делать-то?! Жена подошла, укачала, покормила. ОНО – опять спать. Так и зажили.

Первые года два от меня толку мало было. Ну, схожу с коляской и вокруг дома круги понарезаю. Ну, отвезу их в поликлинику или на массаж. Купать, правда, сразу взялся, Юльке тяжело было.

А где-то года в два это существо взяло меня за руку, в глаза заглянуло и говорит:

– Паписька.

И всё. Теперь я «паписька». Соня уже давно вымахала выше мамы. Чемпионаты по боксу и дзюдо выигрывает. Мамочки за моей спиной перешёптываются, мол, папа мальчика хотел. А я не знаю, чего хотел. Я вообще не понимал, как это, когда в доме дети живут. Особенно – твои дети. И вдруг – «паписька».

Мы с Сонькой – друзья. Все психологи мне говорят, что отношения папа-дочь должны по-другому складываться. А я не умею иначе, никто не учил. Как получается, так получается.

Поэтому разбаловал, конечно. Никого ни во что не ставит. И на шее сидит, ножки свесив, из отца верёвки вьёт. И ведь понимаю, что она, паразитка, делает. А сопротивляться не могу. Наверное, все отцы что-то похожее испытывают.

Года три ей было, когда мы первый рассказ придумали, потом ещё один. А первый сборник детских рассказов уже в её первом классе вышел. С тех пор я – детский писатель. Сонька по школе гордая ходит – ещё бы – папа-писатель. Про неё книжки пишет. На презентациях с видом кинозвезды раздаёт автографы. Только ошибается часто. Вместо «Софья» пишет «Софя». Но это дело поправимое, читателям её возраста даже нравится.

Так что, уважаемые читатели, никак я не могу определиться. То ли мне забросить взрослую литературу, впасть в детство и окончательно уйти в сказки, то ли всё-таки оставаться Доктором Лобановым? А то какое-то раздвоение личности получается.

Сижу я вечером, ваяю очередную нетленку про военных врачей. А тут подкрадывается это чудо, повисает на мне и заявляет:

– Бросай чепухой заниматься, пошли сказку сочинять.

И я бросаю. Потому что нетленка-нетленкой, а восемь лет твоей дочери всего один раз в жизни. Идём и сочиняем. Про девочку и крокодила, про буку-злюку, длиннющий сериал про девочку, которая ночью пошла на кладбище. Материала много, и каждый день соавтор что-то новенькое подкидывает. А после её фантазий, какие уж тут военные и пациенты.

Так что если я всё-таки уйду в детские писатели – вы же меня простите, верно?

Соня увидела по телевизору передачу про танцы и решила стать знаменитой балериной.

– Папа, отведи меня на танцы! – громко сказала она.

Папа как раз на диване лежал, делал вид, что после работы устал, поэтому просьбе любимой дочери не очень обрадовался.

– Сонечка, может, завтра?

– Нет, – отрезала Соня. – Если всё откладывать на завтра, то знаменитыми балеринами другие успеют стать. Поехали сегодня.

Папа чуть слышно застонал.

– Вот ты откладывал всё на завтра, и где ты теперь? – Соня кивнула в мою сторону. – На диване лежишь. Доктором работаешь. А мог бы в Большом театре арию Ленского танцевать.

– Ария Ленского, это, кажется, из оперы, – едва слышно усомнился я.

– А какая разница? – нахмурилась дочурка. – В опере что, не танцуют? Поехали.

Куда папе деваться? Поехали. Купили в магазине юбочку-пачку, чешки и красивое чёрное трико. Посмотрели в интернете и выбрали танцы в большом спортивном комплексе. Папа договорился с тренером.

– Ну, иди, – в глазах папы блеснула гордая родительская слезинка. И Соня отправилась покорять вершины искусства. А папа остался в коридоре сидеть. С другими… мамами.

Поначалу Соне всё понравилось. Красивая тётя построила её вместе с другими девочками в длинную шеренгу и начала под музыку показывать разнообразные изящные движения. У неё так здорово получалось, прямо как в телевизоре. И слова непонятные «па-де-де», «антраша» и ещё одно интересное слово, когда одна из девочек поскользнулась и на пол грохнулась. Соня принялась движения повторять, и тут же поняла, что движения эти изящные только у тёти. У Сони ноги почему-то не слушались, а руки так и норовили убежать в другую сторону. Отмучилась первый день, а наутро заявила:

– Не хочу быть балериной.

– А кем хочешь? – осторожно спросил папа.

– Там рядом с танцами девочки прыгали. Тоже прыгать хочу.

– Художественная гимнастика, что ли?

– Гимнастика, – согласилась Соня. – Поехали.

Покупать ничего не пришлось, спортивный костюм в шкафу нашёлся. Папа договорился по телефону с тренером, обнял Соню и отправил в большое спортивное будущее.

Поначалу Соне и здесь всё понравилось. Тренер построил её с другими девочками и мальчиками в длинную шеренгу и начал всякие движения показывать. Но и тут Соню руки с ногами подвели. Через час она с гимнастики вышла и заявила об окончании спортивной карьеры.