Валентин Иванов - Их адрес – Советский Союз

Веня даже представить не мог, что такой уважаемый человек способен рассказывать анекдоты на грани дозволенных приличий, но сотрудники смеялись. Видимо они уже хорошо знали грани своего директора. Машина остановилась на живописной лужайке. На краю лужайки возвышался домик с навесом, отбрасывающим спасительную тень, а напротив прямо из скалы била тугая струя, которая падала в отделанную мрамором чашу. Это была институтская база отдыха, на которой обычно принимали гостей. Шофёр споро открыл багажник. Арбузы, дыни и бутылки с вином он опустил в чашу с холодной водой, потом вынес из домика мангал и стал колоть мелкие берёзовые чурочки для будущего шашлыка.

Самхарадзе предложил Вене погулять, пока силами сотрудников готовится стол. Открывающийся с горы вид был настолько прекрасен, что красоты эти мог запечатлеть только художник, а описать – только поэт. Простой фотограф или репортёр только испортили бы настоящее впечатление от увиденного. Нещадно палило солнце, но вдали, между горами вился сизый дымок, и бродили овцы. Через двадцать минут раздался выстрел.

– Шашлыки готовы, нам дают знак, – улыбнулся Илларион Самхарадзе. – Надо поспешить. Шашлык тем вкуснее, чем он свежее.

Это была мудрость горцев, которую жителям долин, лесов, степей и, тем более, пустынь – не понять.

На поляне им открылся вид, вполне достойный кисти Пиросмани. На широком ковре были расставлены вазы с сочными ломтями астраханских арбузов, истекающими медовыми соками бухарских дынь, налитыми солнцем кистями винограда. На деревянных дощечках – шампуры с дымящимися кусками отборной баранины, переложенными ломтиками помидоров и сбрызнутыми соком ткемали. Бутылки с вином янтарного цвета были открыты. Все расположились кругом. В руке Илларион держал рог в серебряной оправе, остальные подняли хрустальные бокалы. Все ждали тоста начальника. Веня полагал, что, в привычных ему традициях, прозвучит парадная речь типа «Так выпьем же за плодотворный союз грузинской и сибирской науки в лице их луших представителей», но прозвучал тост совсем иного рода. Прежде всего, он был очень коротким.

– Мужики, – сказал товарищ Самхарадзе, – выпьем же за то, чтобы у всех стоял!

Веня понял, что именно с этим у директора серьёзные проблемы. Да и немудрено – двадцать лет на ответственной руководящей работе должны давать о себе знать. Путь к высокой должности всегда проходит через толпы завистиников и злопыхателей, множество кляуз и доносов, через выволочки и партийные взыскания с занесением и без. К счастью, все эти препоны прошли мимо Вени стороной, и с директорской проблемой у него было всё в порядке. Дома его ждали любимая жена, дочка и сын. «Не в деньгах счастье», – полагал он и многие из его друзей. Но он уже подозревал, что большинство грузин, с которыми он успел познакомиться, думают иначе, хотя они —совсем неплохие люди.

Завтракая утром в буфете гостиницы, Веня стал свидетелем такой сцены. Решительной походкой в буфет вошёл габаритный мужчина в чёрной, скрипящей на сгибах кожаной куртке. Подойдя к стойке, он улыбнулся знакомой буфетчице, продемонстрировав окружающим рот, полный золотых зубов. На правой руке его был водружён массивный золотой перстень. Без всяких слов было ясно, что вошедший – серьёзный и правильный человек. Веня определил его, как шофёра такси, хотя он мог быть и просто удачливым вором. Мужик заказал себе всё самое дорогое, что было в буфете. Габариты вполне позволяли ему всё это съесть. Рыхлая буфетчица заискивающе улыбалась, поскольку один такой клиент уже давал ей половину дневного плана. Расплачиваясь, мужик протянул ей два червонца. Перед буфетчицей стояла жестянка из под монпансье, в которой горкой лежали медные и серебряные монетки. Сдачи она, как и все другие продавцы не сдавала, но делала посетителю жест рукой в направлении жестянки. Настырный или мелочный посетитель имел право отсчитать сдачу сам под презрительным взглядом буфетчицы. Этот жест она продемонстрировала и обладателю кожаной куртки, но он брезгливо отодвинул жестянку от себя:

– Что я, нищий что ли?

Все посетители понимали, что оба из этих самодеятельных актёров разыгрывают спектакль именно для них, вдалбливая в головы гостиничной шелупони правила общения настоящего джентльмена и честного работника общепита.

Веня уже знал, что в общественном транспорте рассчитываются на выходе, запуская руку в карман и бросая, не глядя, горсть мелочи в щель автомата. Крышка таких автоматов деляется из прозрачного пластика, чтобы было видно, сколько и каких монет упало на резиновый коврик под щелью. Конструкция автомата сделана таким образом, чтобы, крутя круглую ручку сбоку, пассажир отрывал выползающий из более мелкой щели билет. При этом коврик проворачивается, сбрасывая мелочь в монетоприёмник. Так пользовались автоматами везде, но не в Грузии. Здесь билеты никто никогда не отрывал. За них водитель должен отчитываться в парке при сдаче смены, а у него – семья, дети, престарелые родители. Всем жить надо – вот главный закон, который Вене, как гостю извне этого мира, часто повторяли грузины. Водитель после смены сдавал оговоренную часть выручки, а всё остальное было его чистым доходом, который не облагается никакими налогами. Зато и пассажир мог попросить водителя сделать остановку в любом, удобном для него месте. Даже там, где остановки запрещены правилами. Водитель и пассажиры кормили друг друга, не беспокоя своими заботами государство. В свою очередь, водитель из своих доходов отстёгивал ремонтникам в парке и диспетчеру, которая не станет придираться с мелочами к правильному водителю. Всё это хождение денег также шло мимо государственного учёта, поэтому муниципальный бюджет был всегда нищим, а Грузия – самой богатой из республик СССР. Почти все её сельские жители выращивали в садах апельсины, мандарины, персики, виноград и грецкие орехи. Эти продукты натурального хозяйства они сдавали перекупщикам или родственникам, которые реализовывали их на необъятных рынках России. Доход от продаж составлял необлагаемые налогом суммы, которые учесть было невозможно, но более поздние эксперты чёрного рынка утверждали, что доходы были сравнимы со стоимость валового продукта государственных предприятий республики или даже превышали её. Дотации же Грузии поступали из центра, то есть от налогов жителей средней полосы России. Но эти жители для грузин были чистой абстракцией, о которой деловой человек не должен задумываться вовсе.

На третий день пребывания Мирон пригласил Веню в гости. Он предупредил, что живёт вместе с женой в районе на склоне горы, называемом в народе Нахаловкой, а в гости они пойдут к родственникам, которые живут в районе старого Тифлиса. Нахаловкой этот район называют потому, что ещё при Сталине Тбилиси, располагавшийся в некоей природной чаше, окружённой горами, при росте населения вышел за пределы площади, доступной для строительства. Строить же на склонах гор было нерентабельно для государства. Стеснённые жилищными условиями, жители стали захватывать участки на склонах. Неписаное правило было таким: если дом удавалось выстроить за ночь до крыши, власти закрывали на это глаза, и такое жилище признавалось условно законным. Понятно, что туда строительные организации не тянули никакие коммуникации, и жизнь там большого комфорта не обещала. С другой стороны, за ночь большого дома не построишь, потому домики эти разномастные, выстроенные без всяких архитектурных планов, лепились в полном беспорядке, как осиные гнёзда.