Александр Левинтов - 2 | Драмы. 1989–2020 гг.

МАЛХИСЕДЕК: Благодаря пешариму мы вскрываем смысл, тайную сущность, истину истории и всей жизни.

ЭЛЕАЗАР: Но ведь никто, кроме нас, не читает наши пешаримы.

МАЛХИСЕДЕК: Мы читаем – а это уже много. Мы знаем, что происходит на земле и в чем смысл происходящего.

ЭЛЕАЗАР: Но это значит – пешарим устаревает по мере движения истории.

МАЛХИСЕДЕК: Но при этом не теряет своей истинности. Просто она, истинность, уходит в историю, уступая место новым истинностям. Но ты прав: пешаримы бессмысленны, если это – только толкование сегодняшнего дня.

ЭЛЕАЗАР: А разве есть другие пешаримы?

МАЛХИСЕДЕК: Нет, это всегда один и тот же пешарим, но в нем заключено толкование слова пророка и для будущего.

ЭЛЕАЗАР: Для будущего? Для какого будущего?

МАЛХИСЕДЕК: Для будущего, которое настанет, рано или поздно.

ЭЛЕАЗАР: Я должен писать толкование, исходя из того, что я не знаю? Из будущего?

МАЛХИСЕДЕК: Ты только в начале пути – и тебе тяжело поверить и подумать о знании будущего. Но это знание заключено в самих словах пророка. Тебе надо только разгадать вложенный туда тайный смысл.

ЭЛЕАЗАР: И я, толкуя пророка, разгадаю будущее на несколько лет вперед?

МАЛХИСЕДЕК: Сначала – на несколько лет вперед, потом ты узнаешь будущее на сотни лет вперед, потом – на тысячи.

ЭЛЕАЗАР: До самого конца?

МАЛХИСЕДЕК: До самого конца, тем более что осталось совсем уже немного.

ЭЛЕАЗАР: Сколько?

МАЛХИСЕДЕК: Примерно две тысячи лет, может, чуть больше.

ЭЛЕАЗАР: Две тысячи лет!

МАЛХИСЕДЕК: Поверь мне, это совсем немного, эти тысячелетия пролетят легкой осенней паутинкой.

ЭЛЕАЗАР: И я буду знать наперед всю предстоящую людям историю?..

МАЛХИСЕДЕК: Да, брат, ведь каждый пешарим по сути своей – Апокалипсис.

СЦЕНА 4. Изгнание

Скрипторий. В центр выдвинут пюпитр с огромным фолиантом Священного Писания. Идет духовный суд. Первосвященник Малхиседек время от времени сверяет свои слова и действия с раскрытым текстом.

МАЛХИСЕДЕК: Сегодня один из нас назвал своего брата глупцом.

ГОЛОС ИЗ СИДЯЩИХ В СКРИПТОРИИ: Тяжкое преступление.

МАЛХИСЕДЕК: Да, Устав нашей общины требует изгнания того, кто свершит его. Почему?

ДРУГОЙ ГОЛОС: Не знаю. Я знаю этот суровый закон, но не знаю, почему он так суров.

МАЛХИСЕДЕК: Говорящий так лишает своего брата права на счастье.

ПРОВИНИВШИЙСЯ: Чем же?

МАЛХИСЕДЕК: Счастье – в мудрости. Это знали даже язычники. Лишая человека права на мудрость, мы лишаем его и права на счастье. Мы, равные ему во всем, ничем не выше и не лучше его. Каждый из нас – и самый знающий и не знающий ничего, нищий умом и духом, даже младенец, особенно младенец, – хочет и может надеяться на достижение мудрости и, стало быть, счастья. Слово, брошенное ему впопыхах и злобе, неосторожное слово может погасить его надежды на счастье и мудрость. Вот почему так суров наш закон.

ПРОВИНИВШИЙСЯ: Но я не желал несчастья своему брату.

МАЛХИСЕДЕК: Кто же скажет брату своему «рака», «пустой человек» – подлежит синедриону, верховному судилищу; а кто скажет «безумный» – подлежит гиене огненной.

ПРОВИНИВШИЙСЯ (заглядывая в фолиант через плечо Малхиседека) : Но тут ничего не написано! Это вообще чистый лист пергамента!

МАЛХИСЕДЕК ( спокойно) : Так ведь я читаю неписаный закон. Закон, который еще не написан. А, кстати, кто его напишет?

ИИСУС (читая из воздуха) : Какой-то Матфей. Глава 5-ая, стих 22-ой. Если я правильно зрю будущее.

СЦЕНА 5. Диспут о времени

Скрипторий. Три ессея рассуждают о времени.

ПЕРВЫЙ: Время движется по кругу.

ВТОРОЙ: Покажи нам, как оно движется по кругу.

ПЕРВЫЙ: День сменяет ночь – и вновь за ночью наступает день, за летом приходит зима – и ее сменяет другое лето. Луна то уменьшается в своем диске, то вновь становится полной. Зерно падает в землю и умирает, чтобы вновь взойти и дать другие зерна.

ТРЕТИЙ: Но ведь умирает одно – рождается семьдесят.

ВТОРОЙ: И те новые, что рождаются, точно такие же, как умершие.

ПЕРВЫЙ: Нет. И это вам скажет любой землепашец, да вы и сами знаете – ведь мы выращиваем себе хлеб сами: с каждым новым урожаем зерно становится все хуже. Оно удаляется от своей элиты, от самого первого зерна, которое было совершенно, потому что было идеей зерна, словом «зерно».

ВТОРОЙ: Значит, время все время движется в одну сторону: от лучшего к худшему. И это – мой тезис.

ТРЕТИЙ: Покажи нам, как и в какую сторону движется время.

ПЕРВЫЙ: Да, покажи.

ВТОРОЙ: Мы стареем: от прекрасных детей и легконогих юношей мы переходим к твердой зрелости и дряхлой старости, к смерти. И это – неминуемо и неизбежно.

ТРЕТИЙ: Так это не время – это мы движемся к смерти.

ВТОРОЙ: И вместе с нами весь мир. Время пожирает нас, как оно пожирало богов в верованиях язычников. Стареют и рушатся горы, ветшают дома, дряхлеют и падают деревья. Все подвержено разрушению и тлену – со временем. Время и смерть по сути – одно и то же. Недаром Время, как и смерть, изображают с серпом или косой.

ПЕРВЫЙ: У варваров Бог Времени оскопил этим серпом своего отца, Небо. Оскопил, но не убил.

ВТОРОЙ: Разве можно убить бессмертное? Серп или коса в руке Времени-Смерти – это еще и сбор урожая. Время сеет новое – оно же и собирает урожай этого нового, когда оно старится.

ТРЕТИЙ: Мне кажется, вы оба правы.

ПЕРВЫЙ: Но мы говорим прямо противоположное!

ТРЕТИЙ: Именно потому вы и правы, что говорите противоположное: один – что время течет по кругу, и потому все в этом мире неизменно; другой – что оно движется в сторону смерти, которой не избежать.

ВТОРОЙ: Как же так?

ТРЕТИЙ: У времени – двойная природа. Потому что оно неистинно.

ПЕРВЫЙ: Странно. Ты утверждаешь, что мы оба правы относительно времени, и вместе с тем ты говоришь, что оно неистинно.

ТРЕТИЙ: Когда-то, давно-давно, жил один язычник, эллин. Его звали Сократом.

ВТОРОЙ: Я что-то слышал об этом человеке. Говорят, он был необычайно мудр.

ТРЕТИЙ: Этот самый Сократ утверждал, что Хронос, Бог времени, пожирал всех своих детей, которых рожала ему его жена и сестра Рея, богиня пространства. Но он не мог пожрать свою дочь, которая появилась раньше его.

ПЕРВЫЙ: Как это? Кто она?

ТРЕТИЙ: Ее звали Гестией. Она была богиней домашнего очага, но это потом, когда языческие боги возомнили себя самыми главными и важными. Они не позволяли Гестии отлучаться от очага, и потому люди не знали ее. Но в самом начале мира она была настоящей Гестией, богиней Истины.

ВТОРОЙ: Выходит, Истина – до времени.

ТРЕТИЙ: Да, Истина – до времени и вне пространства. Это то самое яйцо, что появилось до курицы.

ПЕРВЫЙ: Но это значит…

ВТОРОЙ: Это значит – время не властно над Истиной!

ТРЕТИЙ: А Истина может повернуть время вспять, прекратить и остановить его,