Ия Карповская - Сибирские Светлые Маги (Василий и Настя – Любовь и Смерть)

Когда он закрыл ей рот страстным поцелуем, – брюнетка перестала сопротивляться, тело обмякло. Сбылось тайное желание. Жар ударил в живот, голову, запульсировав. Все несколько походило на изнасилование, да не оно. Кельт вышел из—под контроля, не видя другого выхода. Отпускать в мир китайцев не желал беднягу, решив взять ситуацию в свои руки. Либо просто оставить придется милую на произвол Судьбы через несколько лет. Наступить на горло своим чувствам: отца и влюбленного мужчины.

– НЕ ГОВОРИ НИЧЕГО! – Резко и страстно прошептал Гвелд, уже представляя ее обнаженной, ласкающую орально крайнюю плоть. Он уже накрутил на руку длинные волосы, заломил в сторону голову. – Неужели САМА НЕ ПОНИМАЕШЬ, КАКОВО МНЕ КАЖДЫЙ ДЕНЬ ПРИХОДИТСЯ ВЫНОСИТЬ НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ МУКИ ИСКУШЕНИЯ, порой видя тебя без одежд, проходя мимо спальни комнаты?! Многого не знаешь в мужской природе: для нас такое – как мед пчеле!

– Что тебе сейчас нужно от меня, Энрике?! Я ничего не сделала! Отпусти меня, не трогай больше внизу!!! – Ингрид пыталась вырваться, но силы не равны. – Я не желаю ни трогать тебя, ни кусать, ни ласкать! Но…

– Что? – Энрике улыбнулся довольно, положив руку милой на талию.

– Целуешься так… так… Меня НИКТО и НИКОГДА так не целовал. – До полусмерти напуганная, не понимающая ситуации, – с чего ее наставник и воспитатель накинулся яро, ведь несчастная желала потом спросить совета. Насчет любви. В тот день ей нагрубил парень с берега из рыбаков. Хотел чтобы она, грубо говоря, взяла у него… Обиделась и, плача, пришла домой. На самом деле Архимагу ДО СМЕРТИ надоело выслушивать ее причитания, жалобы, нытье о парнях.

ПЛЮЯСЬ в прямом смысле, после каждого рассказа. Потому что для него, – взрослого мужчины, – эти штуки смешны, нелепы. Подумаешь, – пристает какой—то гад, проще отправить восвояси. Но Гвелд вспоминал и СЕБЯ В ЮНОСТИ, ЧТО творил. Резко отстранившись от Ингрид, дав ей подняться, – та сползла ему под ноги от ласк, – Энрике плюнул на песок, гневно взглянув на недотрогу. В глазах мужчины та увидела нестерпимый огонь. Но не ЗЛО, а сожаление, жалость.

– Думаешь, будто я ничего не понимаю, не знаю тех людей?! Не знаю ТЕХ парней?! ВЗГЛЯНИ НА МЕНЯ! – Он со всей силы ударил кулаком в грудь, перед этим упав на высохший пень, закрыв лицо ладонью. С одной стороны, мужчину нестерпимо мучила совесть, с другой – влюбился. Боль от удара в груди затопила горло, легкие. – Я, ЗНАЧИТ, ХУЖЕ того подонка, который оральный секс выпрашивает?! По нему ты ночами плачешь, прячась от себя?! Боги… почему моя девочка настолько глупая?! ХВАТИТ! ЗАБУДЬ ЕГО! Этот говнюк девушек использует, дорогая! А Ингрид еще СЛИШКОМ молода, чтобы это осознать. Играет, словно куклой, все видно невооруженным глазом. Мужчина видит поведение мальчика, потому как был им давно.

Тут кельт осекся, прекрасно понимая нелепость сложившейся ситуации. – Он познает и выбросит! Но НЕ Я… – Энри присел на корточки, немного успокоившись, – наблюдая, как приемная дочь потирает затекшую шею. Четырнадцать лет жила с Гвелдом, – как дочь с отцом, – никогда не показывал даже вида Энрике, что он ее желал, когда та стала почти взрослой. После того поцелуя, – рокового, – вид рыбачки стал помятый: волосы спутаны, платье частично разорвано.

Запах моря, рыбы окутывал этих двоих постоянно. От него порой накатывал приступ тошноты. Особенно после шторма, когда на берег выбрасывало много съедобного. Так, жили, год за годом.

Чего тогда понадобилось Ингрид, отличавшейся от всех поведением? Не красилась, не ела всякую дрянь, тихая. В силу возраста захотела любви, но не секса. Смотрела на ходящего туда—обратно Гвелда, который периодически распахивал свой шелковый, розовый халат, пытаясь охладиться. День выдался действительно жаркий, мучила жажда, хотелось засунуть голову в ведро со льдом. Даже тень не спасала. Постелив себе под ноги циновку, красавица думала со страхом, – как пойдет дальше жизнь в ее маленьком мирке. Архимаг облокотился спиной о дерево у хижины.

– Спокойствие снаружи, а внутри меня, – СТРАШНАЯ, НЕВЫНОСИМАЯ БОЛЬ, ОТ КОТОРОЙ ХОЧЕТСЯ ПОВЕСИТЬСЯ. ДРУГОЙ НРАВИТСЯ, КАК МУЖЧИНА, а не я, к сожалению. Кто я такой в этом случае, чтобы указывать? Никто, – лишь песчинка в этом безумном, непонятном мире. Особенно в Европе, – которая, наверное, давным—давно СДОХЛА!

Действительно, как теперь жить дальше? Действовать. Энрике шептал эти слова, смотря вдаль, в пустоту. Идти больше некуда. После Шаолиня пугать китайцев своими способностями? Если до любимой дойдут пальцы мерзких воров Императора – придется плюнуть на мораль и убивать. Рубить всех там, как на бойне… Кельт поднял травинку, надкусил, сразу выплюнув. Пора серъезно поговорить.

– Никто сейчас не ценит хорошего, истинного. Мальчики без мозгов, кувыркающиеся в шестнадцать лет со шлюхами, лучше наверное! Такое продлится, пока люди не прозреют окончательно. Вшивый паренек, который пытался дать как надо Ингрид… – Кельт смотрел на приемную дочь с укором, сдвинув брови. Наблюдая за ней. Закат свои права на Небо уже предъявил права, будто говоря: «НЕ ТВОЕ это место, европейка тоже. Отпусти все, уходи, пока не поздно». – Еще я совсем забыл, – передо мной ОЧЕНЬ молодая, невинная, красивая европейская девушка, у нее нет в Китае будущего. У меня также нет здесь ничего хорошего, кроме Шаолиня. Будем жить дальше. Я показал себя сегодня как мужчина, теперь обратного хода нет. Я действительно люблю тебя! За китайца тебе здесь никогда не выйти замуж: ламы не обвенчают вас. Разные расы. А нас смогут. Если, конечно, не отшатнешься после произошедшего от меня, Ингрид. Моя маленькая девочка с того дворца! Умрешь когда—нибудь, а я снова буду один лет пятьдесят. Что бы там ни было, – буду заботиться. Я возжелал тебя, как замужнюю женщину, как свою жену.

Прекрасно он знал, как закончит тот вшивый паренек. Сам понимал, – несет полную околесицу в результате срыва. НЕ МОГ не признать: разглядел в Ингрид молодую, сильную ЖЕНЩИНУ. А у паренька, который хотел слить семя, рисовалось плохое будущее. Член в штанах, ветер в голове. Больше ничего там не осталось. Вожделение, желание слить куда—нибудь, в кого-нибудь, потом начнется гон по женщинам, чтобы нагуляться, перебеситься… остаться НИ С ЧЕМ в итоге. Этот человек начнет пить, как отъявленный пьяница. Чтобы самоутвердиться. Ром, вино с моряками в кабаке. Следом пойдут бордели, множество шлюх: европеек, китаянок, после них – повальная эпидемия сифилиса в порту. В конце концов – гибель от Чумы на борту испанского корабля. Дух морячка отлетит во Тьму, сгинув там навсегда. Ингрид по сути ждала та же участь, – плюс регулярные побои мужа—гуляки, который бы изменял, не платил любовью, а вертел хвостом перед пятью любовницами. Они бы все – впятером – умерли от сифилиса. Точнее, в будущем умрут. Эти картины неслись перед глазами Архимага, – эти грязные, вонючие, немытые тела портовых шлюх и европейцев, убийства на почве алкоголизма, прочая мерзость…