Иван Караванов - Великая Игра: три души, два мира

– А можно взять немного вашей росы для него сейчас? – старейшина перебирала руками около груди.

– Вы что, думаете, – цветок прикрыла свой бутон – я буду подкармливать это существо? Я слышала, что ваш вид почти полностью истребили, а это значит, что люди пойдут дальше в лес, придёт конец и нашему виду. Что вы тут будете делать?

– Пока ничего, – ламия грустно вздохнула – до прибытия правителей Апофис. Я до сих пор не знаю, правильно ли я сделала, поступившись свободой, чтобы выжить.

– Давай сделаем так, – цветок снова распахнул лепестки – я дам росу и вам, и ему, а ты мне пообещаешь, что настоишь на том, чтобы отстаивать вместе с Апофис свою территорию.

– Я, конечно, попробую, – ламия вздохнула ещё грустнее – только вряд ли это в их интересах.

Старейшина принесла с собой длинные трубки, сделанные из бамбука. Она подставила одну из них под листик и оттуда потекла роса по срединному углублению. Она наполнила много таких ёмкостей и наклонила один листок ко мне.

– А как ты будешь поить его? – с любопытством перегнулась через лепестки девушка.

– Не знаю, – с озабоченностью ответила ламия – но он со вчерашнего дня ничего не ел.

Да, честно говоря, мне и не хотелось почему-то есть, но, чтобы не рассердить их, я открыла рот.

– Надо быстрее, пока рот у него открыт! – девушка-цветок подставила мне край листика и оттуда потекла роса.

Она была вкусная, гораздо вкуснее обычной воды.

– Мама, что вы делаете? – голосок принадлежал Фанал.

– Мы обмениваемся сведениями, – ответила цветок – я и так много времени потратила с вами, мне нужно готовится к перемещению, а для этого нужно, чтобы в моих корнях было много энергии – она закрывалась пока говорила.

– Мы уже собрали достаточно, – старейшина выглядела грустной, стоя надо мной на хвостике – скажи всем, что пора ползти назад.

Она взяла меня на руки, развернулась и поползла в деревню, дочь догнала нас. Солнечные лучики кое-где пробивались сквозь густые кроны деревьев, с ними было веселее, я наблюдала за ними и старалась угадать, где они выскочат вновь.

– Я сразу поползу с ламиями, – говорила старейшина своей дочери, а я ручками трогала шерсть на её руках, она была очень мягкая и приятная – а ты пока туда не ползи с ним, потому что нашим гостям может не понравиться скромная еда.

– Мама, сейчас 9:10. – её дочь протянула мохнатые руки – Когда они прибудут?

– Они – ламия передала меня своей дочери – хотели прибыть не сегодня, а на день Чёрного солнца, через девять дней. Но я думаю, что после того, что здесь случилось, они прибудут быстрее, если послания их детей дойдут быстро.

Так мы и ползли, я перестала их слушать, а с увлечением следила за лучиками. При этом я решила для себя: раз эта ламия считает себя моей мамой, тогда ламия с тёмной шерстью – моя бабушка. Бабушка с ламиями поползла к загону, а мама вместе со мной – к шалашу. Она вползла в него, шалаш был не высок и она сразу свернулась мохнатым клубком, положив меня на середину колец, сама же легла телом на голую землю.

– Мой маленький наг, – она высунула змеиный язык и стала меня облизывать – ты мой ненаглядный из первой кладки. – она зашипела себе под нос – Мне говорили, что у меня не может быть больше одной кладки, – она радовалась, рассказывая мне – но ночью я почувствовала ещё, по крайней мере, одно яйцо в себе.

Я подумала, что вот я выросту здесь, а она и тогда не поймёт, что я не её наг. Хотя вырасти – это туманная перспектива, здесь ведь все не любят людей, а я как раз к ним и принадлежу. Я услышала, как кто-то заползает в шалаш, повернула голову и увидела бабушку.

– Ух ты, – за её спиной раздался наглый голос злой кобры – какое убожество! Надеюсь, мама всё изменит здесь, когда прибудет.

– Об этом как раз я и хотела поговорить. – дрожащим голосом сказала бабушка, вползая и разворачиваясь к ним – Ваши родители не изменили свои планы в связи со случившимся здесь?

– Эта сумасшедшая должна выползти отсюда – нас заметил, естественно, наг и указал брезгливо восемью руками на лежавшую на полу маму.

– Мама… – она хотела сказать что-то, наверное, про яйцо, которое она почувствовала, но её перебили.

– Выползи пока – приказала ей бабушка – и положи его в загон.

Тут в шалаш начали просовываться головы ламий.

– Да ладно, не стоит, – злая кобра развернулась – эти же тоже сумасшедшие. Эта свинья – она глянула на меня – пусть пока побудет здесь. Если вы уже его сюда притащили, пусть наши родители решают, как это использовать.

– Я сказал сестре, чтобы она написала – нехотя произнёс наг – родителям о том, что здесь случилось.

– Ха, – прервала его сестра – сам он не умеет писать.

– Неправда, – взорвался наг – что ты такое говоришь, сестра?

– Они уже ответили, извините? – прервала его возмущения бабушка.

– Нет, я им не написала, – гордо заявила злая кобра – мне было лень.

– То есть родители не знают, – наг был недоволен – что эти ламии сотрудничают с врагами, хотя они и для них враги.

– Мы не сотрудничаем ни с кем, кроме вас, – старалась заверить их бабушка – нам очень нужна помощь вашего племени.

Я взглянула на маму, она снизу рассматривала всех, её лицо было обеспокоено. Я попробовала заговорить, но знала, что получится лишь детский плачь и всё же я хотела привлечь их внимание. Это какое-то мучение: всё понимать, но не иметь возможности высказаться. Я была возмущена: какие-то два противных змеёныша пытались корчить из себя знатных особей! Мама первая обратила внимание на мой плач и снова начала меня вылизывать.

– Простите. – в проходе показалась голова ещё одной ламии.

– Здесь что, совсем не соблюдают субординацию? – наг стал оглядываться – Почему сюда могут вползать все, кто захочет, а мы должны были поговорить о том, что ты – он в ярости указал рукой на бабушку – давала нам вместе со всеми в загоне.

– Мам, – беззаботно вдруг сказала мама, вылизывая меня – я чувствую ещё одно яичко в себе.

Все остолбенели от такого заявления. Бабушка подползла к маме, ламия, которая просунула голову в шалаш, заползла в него. Наг так и застыл, указывая рукой уже в пустоту, первой отмерла злая кобра.

– Еду, как вы её называете, – негодовала она – просто невозможно есть! Хотя наше племя и живёт в глубине леса, но недалеко его окраина и мы можем похищать их скот и яйца. А ваша еда отвратительна.

– Сестра, – завопил наг, тоже отмерев – что же ты не послала письмо-то? Помолчала бы, пока я говорю.