Мария Мелех - Сны Бога

Мы провели вместе целый день, и я не оплошал, запудрив ей мозги болтовней о витрувианском человеке 31 31 Витрувианский человек (лат. Homo vitruvianus), другие названия: Квадратный человек (лат. Homo quadratus) и Вечный Дом (лат. Domus Aeternus) – изображение, созданное Леонардо да Винчи в 1492 году, связанное с его записками о теории пропорций древнеримского архитектора Витрувия, и помещенное в одном из дневников Леонардо. , линиях и перспективах на полотнах Джотто 32 32 Джотто ди Бондоне (итал. Giotto di Bondone; 1266 или 1267 – 8 января 1337) – итальянский художник и архитектор, основоположник эпохи Проторенессанса. , невидимых каплях дождя у Моне 33 33 Оскар Клод Моне (фр. Oscar-Claude Monet; 14 ноября 1840, Париж, Франция – 5 декабря 1926, Живерни, Франция) – французский живописец, один из основателей импрессионизма. . Она оказалась старше меня на четыре с половиной года, и как раз подумывала расстаться со своим парнем. Он болтался тут же, неподалеку, снисходительно поглядывая в мою сторону и, очевидно, не принимая всерьез. Но мы обменялись номерами телефонов, и когда она – сама! – позвонила на следующий день и назначила свидание, я всей лимфой прочувствовал сладострастную желчь мужского соперничества. Она переметнулась ко мне. Наверное, подумала: чем черт не шутит? Да, дорогая?

Несмотря на оторванность от жизни и склонность к грезотворчеству , я оказался ребенком своего времени, и уже на третьем свидании мое любопытство, касающееся постельных утех любви, было удовлетворено. У меня не было причин жаловаться на жизнь – вот что я могу сказать сегодня об этом. Мне даже не пришлось притворяться и разыгрывать из себя прожженного пройдоху и ловеласа: по детской пухлости, которая тогда еще не покинула моих щек, Пэм читала, как студентка по букварю. Она оказалась хорошей учительницей и помогла мне благополучно избежать самых страшных рифов юной поры. По крайней мере, так мне тогда почудилось.

Мы провели вместе более полугода, и я был очень горд тем, что у меня взрослая подружка, с которой не надо смотреть по вечерам дурацкие телевизионные сериалы, болеть за местную команду волейболистов и ссориться из-за порции попкорна в кино. Родители, кажется, все поняли, но ласково потворствовали моей сбивчивой и мучительно стыдной лжи о ночевках в квартире лучшего друга.

Я рассказал Памеле о планах на будущее, и она талантливо сделала вид, что одобряет их. Я собирался зарабатывать деньги своим творчеством, и уже прикидывал количество цветов и канделябров на свадьбе, которое может себе позволить начинающий художник вроде меня. Да-да! Я хотел на ней жениться, а что в этом удивительного? Разве я не рассказывал, что рос с ощущением того, что я – ни много, ни мало – наследный принц, злою волею судеб заброшенный в английское захолустье? У меня все было серьезно, я не намеревался тратить свою жизнь на бесконечные любовные приключения – они лишь отвлекали бы меня от творчества. Пэм могла стать моей поддержкой и помощницей, а я (в недалеком будущем) – великим художником, исполненным достоинства, добродетели и чувства прекрасного. Я созидал собственное королевство, и мне не пристало быть шутом.

Но Памела стала первой, кто стряхнул корону с моей головы и напялил вместо нее колпак с колокольцами. В конце мая она напрямую заявила мне, что пора расстаться. Это был гром среди ясного неба – я как раз собирался обговорить с ней цвет гардин в нашем будущем поместье, которое, несомненно, прикуплю годика через два, продав сотню гениальных полотен. Мне хотелось бежевый. Это так, к слову.

– Ники, мы слишком разные, – подытожила она, поджав упрямую нижнюю губку и по-птичьи наклонив пушистую голову.

– Еще вчера мы были одинаковыми! – в отчаянии вскричал я. Или угрюмо пробурчал?

– Вообще-то… – она скорчила неприятную улыбчивую гримаску, – я уже несколько месяцев, как собиралась тебе это сказать…

– Что – это? – я действительно оторопел. У меня было чувство, что я лечу в пропасть: моя память о недавнем прошлом стремительно исчезала в прожорливой пасти чужой реальности.

– Ты для меня слишком юн и утончен, Николас. Ты же знаешь, я сама фотограф. Мне нужен мужчина, который смог бы взять ответственность за мое будущее.

(Ей нужен был меценат, готовый оплачивать ее бездарные эксперименты со светотенью).

– И я хочу, чтобы между нами все было честно. Поэтому приготовься услышать неприятное.

Что еще могло быть неприятнее? Моя жизнь рушилась.

– Я уже месяц встречаюсь со своим бывшим парнем. Ну, ты помнишь его…

Я отлично помнил. И еще (наконец-то!) уяснил себе, что такое «честно», и каков у него необходимый срок выдержки.

Она еще что-то говорила, а я уже не слушал, и думал, думал… У этого мира и у меня были странно разные представления о мужественности и женственности. Мне-то, дураку, казалось: если я буду с уважением и нежностью относиться к своей избраннице, то и она ответит мне тем же. Я наивно полагал, что вопрос о том, чье творчество необходимо поддерживать, не стоит в нашем маленьком обществе, раз даже в Библии написано, что жена дана мужу в помощницы.

А еще мне почудилось: то, что происходило между нами, когда над городом всплывала Луна, было прекрасным.

Поскольку именно это, подлунное, и было для меня определяющим в то время… Стоп, я опять лгу. Заново. Поскольку именно оно и является для меня определяющим, из него выросли тысячи сомнений, которые изгрызли меня на протяжении следующих нескольких месяцев. Сначала пришло цунами отчаяния и неверия в то, что она порвала со мной. Мне казалось – это какой-то злой фарс, обряд инициации 34 34 Инициация (лат. initiatio «посвящение; совершение таинства») или посвящение – обряд, знаменующий переход индивидуума на новую ступень развития в рамках какой-либо общественной группы или мистического общества. , который я должен пройти, чтобы получить доступ к высшему уровню. Тайное знание, которым она уже владеет, и может передать мне лишь таким жестоким способом. Я метался по замкнутому пространству, в тюрьме своей привязанности, жадно выискивая глазами ключ, который позволит мне открыть дверь в общее прошлое – и не находил его. Жалкие, унизительные надежды. Я отказывался принять факт, что моя юность и непрактичность отвернули ее от меня. Я готов был пересмотреть свои взгляды на жизнь: что вскоре и сделал, превратившись в одного из самых хитрых стяжателей Европы, заключив сделку с самим дьяволом, пропитавшим мои полотна ароматом своих миражей.

Затем нахлынула злость. Боюсь, в тот момент я не избежал соблазнительной мысли о глупости всего женского рода. И еще какое-то время покрывал тонким слоем этого приятного на ощупь оправдания беспокойство о собственной мужественности и привлекательности. Я даже иногда выбирался на охоту вместе с друзьями, чтобы доказать самому себе низость и предсказуемость всех этих шлюшек, отирающихся по придорожным барам. Как будто это нуждалось в доказательстве!